На какое-то мгновение я уставилась на животное, как вдруг оно повернуло голову и уставилось на меня в ответ своими блестящими карими глазами, словно задавалось вопросом, кто я такая.
Святое дерьмо.
— Суло! — сказал Расмус оленю, достав ещё несколько одеял и звериных шкур откуда-то сзади, и начал укрывать меня ими. — Пошла.
Олень побежал, и сани поехали сквозь сугробы, пока не встроились в колеи, оставленные здесь ранее. Расмус пытался держать равновесие и согревать меня, насколько это было возможно. Но, несмотря на всё то количество одеял, которые он на меня положил, мне не становилось теплее. Я продрогла до костей.
— Куда мы едем? — спросила я, стуча зубами.
Я хотела указать ему на то, что с его стороны было безумием выбрать сани запряжённые оленем вместо машины, но Суло начал набирать скорость, а мы продолжили скользить вперёд, уезжая все глубже в сосновый лес. Я посмотрела через плечо на гостиницу и едва ли смогла разглядеть её огни. Я также не услышала и не увидела ни одного из наших преследователей.
Я просто неслась в темноту с незнакомцем на олене.
Меня снова накрыло изнеможение, но на этот раз я сомневалась, что кто-то проник мне в голову. Уровень адреналина начал снижаться.
— Мы едем в безопасное место, — сказал Расмус. — В дом твоего отца.
КОТТЕДЖ
Я проснулась от запаха свежего кедра, кардамона и дрожжей. На какое-то мгновение я перенеслась обратно в коттедж отца на озере, где просыпалась в крошечной комнатке с тяжёлыми шерстяными одеялами в изножье кровати, простыми акварельными картинами с изображением цветов на стенах, в окружении запахов травяных настоек, которые он изготавливал на день вперёд, и запаха пуллы4, которую он пёк мне на завтрак. От этого ностальгического аромата мне захотелось свернуться под одеялом и снова с удовольствием уснуть.
Но потянув за одеяло, я осознала, что не знаю, где на самом деле нахожусь. И тут на меня обрушились странные и ужасные воспоминания о прошлой ночи.
Я резко вздохнула и выпрямилась, чуть не ударившись о низкую деревянную балку на скошенном потолке. Я находилась в помещении типа чердака, в маленькие окна которого, располагающиеся со всех сторон, проникал серый свет. Углы рам заиндевели и были покрыты снегом.
— Ты проснулась? — произнес голос снизу, и мне понадобилось мгновение, чтобы идентифицировать его.
Я начала перебирать в голове имена, пока не нашла правильное.
Расмус. Этот голос принадлежал Расмусу.
Но кем был этот чертов Расмус, и что со мной вообще произошло?
Я начала стягивать с себя одеяло, как вдруг что-то заставило меня остановиться и уставиться на него. Оно было таким знакомым на ощупь, и таким приятно тяжёлым. Я смотрела на него в тусклом свете: на сине-красный узор из снежинок и квадратов, — а потом заметила и другие одеяла, сложенные в изножье кровати, и, чёрт… это не было игрой моего воображения. Это были те самые одеяла из моего детства, с которыми я росла в доме в Савонлинне, а затем в коттедже отца. Это были его одеяла.
Я откинула одеяло и испытала облегчение, увидев, что на мне всё ещё были джинсы и свитер, после чего осторожно встала с кровати и, стараясь не удариться головой о низкий потолок, подошла к лестнице и заглянула в отверстие. Успокаивающий запах сливочного масла, сахара и кардамона поднимался вверх вместе с уютным теплом.
Я спустилась вниз по деревянной лестнице и оказалась в небольшой гостиной, к которой примыкала кухня небольшого размера. Всё здесь казалось одновременно знакомым и странным, из-за чего я почувствовала себя неловко, но комфортно. На стенах со следами от сучков висело большое количество грубо сделанных полок из березовой коры. На них стояли всевозможные книги в кожаных и твёрдых бумажных переплётах, а так же старые буклеты с потрёпанными обложками, перемотанные между собой шнурками золотистого цвета. Между книгами располагались кристаллы всевозможных размеров и цветов, крошечные стеклянные сосуды с травами, а также деревянные чаши с перьями, сучками и художественными кистями, торчащими из них. Сверху свисала впечатляющая люстра из оленьих рогов, съедающая пространство, а напротив меня шипел и трещал огонь. Я заметила над ним каминную полку с фотографиями в рамках и была уже готова подойти и рассмотреть их, когда Расмус сказал: