— Разве? — поинтересовался Мор, и в мгновение ока снял свою перчатку, обнажив руку.
Серебряные линии засияли в лунном свете.
— Ты можешь называть меня мягкотелым и бесхребетным, но я всегда держу своё слово. И я дал слово, что Ханна принадлежит мне. Не тебе, ни в коем случае. И так оно и останется.
Прежде чем Сурма успел что-либо сказать, Мор протянул руку и схватил Сурму за горло. Он раскрошил кости его шеи в белую пыль, и Сурма с ужасным криком рухнул на пол. Предо мной предстало ужасное зрелище. Все его кости были стерты в порошок, и оттуда начала вытекать чёрная жидкость, гной и пыль. Его смерть оказалась такой болезненной, что я почувствовала её всем своим нутром.
Я как будто сама сейчас умирала.
Моё тело наводнил страх, а в кровь ударил адреналин, который приказал мне бежать от того, кто только что убил на моих глазах. Было не важно, что я знала Мора. Я стала свидетелем тому, что у Мора получалось делать лучше всего, и моя душа не могла этого вынести.
Я развернулась и побежала в свою комнату, резко распахнув дверь. Я пыталась обрести там покой, вырваться из всего этого сумасшествия.
Мне не удалось уйти далеко.
— Что ты делала так поздно? — прорычал Мор, войдя за мной следом и надев перчатку обратно на руку.
Я успела добежать до середины комнаты, прежде чем он схватил меня за руку и притянул к себе.
— Ты знаешь, что никому не можешь здесь доверять. Зачем ставить себя в подобную ситуацию? Что если бы я не появился и не защитил тебя?
Я затрясла головой, готовая разрыдаться.
— Прости, прости.
Мне хотелось убежать от него и одновременно броситься к нему.
— Никогда так больше не делай, — сказал он, почти рявкнув. — Я сказал тебе, что ты моя… я не хочу отправлять в Обливион каждого, кто попытается что-то сделать с тобой, даже если они этого заслуживают.
— Прекрати говорить, что я твоя, я не твоя! — закричала я, когда адреналин превратил мой страх в гнев.
Я устала чувствовать себя собственностью, словно у меня не было ни души, ни чувств, словно я не была человеком со своими собственными планами.
— Ты моя! — прорычал он, и ещё сильнее меня сжал. — Ты согласилась на это! Это было частью сделки. Ты моя, Ханна, и ты останешься моей до скончания веков, нравится тебе это или нет!
— Значит, мне это не нравится, и никогда не понравится, — съязвила я, пытаясь высвободиться из его хватки.
Это было бесполезно.