Если я буду тратить столько на лекарства, которые мне не прописали… Возможно, я зря паникую? Не всегда же я буду одна. И она сама может рассосаться. Средства к существованию у меня есть: бабушка кладет на книжку арендную плату за квартиру в Самаре. Они с дедом живут в деревне. Но для того, чтобы пропить курс непрописанных лекарств нужно будет взять больше работы или устроиться в офис.

Нет, это не вариант…

– Кусок, – высокий и резкий голос принадлежал Уроду.

Я обернулась посмотреть на него.

– Идет. К среде, усек?

Урод коротко кивнул и вернулся к своей брошюре. Бугай, что сделал предложение, пошел к выходу. Я же смотрела на полоску света, пробивающуюся между тяжелых штор. Еще два часа назад она нервировала меня, заставляя отклоняться и закрываться рукой. Теперь солнечный луч добрался до Урода – щуплого рыжего парня, которого мы выбрали быть нашим изгоем. Пересев на соседний стул, он продолжил что-то читать и записывать, искать и записывать и снова искать…

Урод поднял взгляд и уставился на меня. Спохватившись, я отвернулась.

О том, что сегодня суббота я думаю, еще не открыв глаз. Потом я смотрю на соседнюю кровать, где спит Анька. Иногда она спит у парня. Иногда парень спит у нас. Об этом знают все, кроме тех, кто имеет возможность пресечь. Я шевелю пальцами заложенных под голову рук. Затылок что-то скребет. Тогда я тяну левую руку. Она падает на кровать и я слышу тихий удар. Я вынимаю правую руку. Хочу ей поднять левую, но кисть падает мне на лицо, и я морщусь от удара под глаз. Так начинается мое утро. В какой бы позе я не проснулась, иногда у меня нет рук.

Они оживают через минуту. Без боли. Даже без покалывания. Просто оживают. Тогда я сажусь и разминаю шею. Когда я протираю глаза, кажется, что на пальцах две наждачки.

– Сколько время? – открывает глаза Анька. Она испугана. Она всегда испугана, когда просыпается. Иногда она испуганно смотрит на парня, что лежит за ее спиной у стены. Иногда испуганно смотрит на место, где он мог бы лежать. Но чаще ее тревожный взгляд предназначается мне. Мне и будильнику в моем лице. – Сколько время?

– Суббота, – говорю я, скидывая ноги к кровати.

Я здорова.

Я знаю, что здорова. Больные люди лежат в больнице и жрут тоннами лекарства. Я – отклик времени, продукт экологии, образа жизни, мировоззрения. Я продукт, который кто-нибудь когда-нибудь употребит. Генно-модифицированный современный продукт. Я опасна не более чем пельмени из мяса молодых бычков. И больна не более, чем те самые молодые бычки.

И то, что мне нужно несколько раз согнуть и разогнуть ноги в коленях, слушая скрежет и скрип – не болезнь. Я помню это с рожденья. Там всегда был скрежет и скрип.

– Курсач горит. Не успеваю, – говорит Анька, поворачиваясь на спину. Мне следует слышать следующее: «Напиши мне курсач, я заплачу».

– Я тоже, – говорю я и поднимаюсь с кровати.

– Лид, все заняты. Лиииид! – ноет Анька.

– Заплати Уроду.

– Он уже пишет кому-то.

– У меня много всего. Я не успею. Прости, – я не чувствую вины.