— Был ты здесь, когда он стрелял в того парня? — спросил Ларри.
— Здесь? Конечно. Но занимался тем же, что и сейчас. Ничего не замечал, пока не унюхал пороховой дым. Надо же, а? От выстрела небось штукатурка со стен осыпалась, но первое, что помню, — это запах. — Айк оглядел зал. — Вон сидит Гейдж, он стоял примерно в трех футах от обоих. И все видел.
Взяв пиво, Ларри пошел в ту сторону. Майк Гейдж служил в группе расследования имущественных преступлений в шестом участке. Считался образцом хорошего полицейского. Пробор в волосах у него, как у многих негров, казался прорубленным зубилом. Был тихим, ходил по воскресеньям в церковь, растил шестерых детей. Ларри считал, что тихие добиваются в работе наилучших успехов. Сам он, особенно когда был помоложе, слишком легко приходил в волнение. Майк всегда бывал спокойным. Многие полицейские озлоблялись. Служба в полиции редко оказывалась такой романтичной, как рисовалось воображению. Даже твои дети понимали, что легендарной личностью стать тебе не удалось. На твою долю выпали писанина и скука. Тебя обходили по службе те, у кого есть связи. Ты получал гораздо меньше денег, чем половина подонков, которых ловил. А когда тебе все надоедало, зарабатывать каким-то иным способом было почти невозможно. Но Майк был таким же, как Ларри, и по утрам с радостью надевал полицейский значок. Он до сих пор считал, что помогать людям быть хорошими, а не плохими — великое дело.
Майк сидел с группой полицейских из шестого участка, но потеснился, освобождая место рядом с собой. Один из членов компании, Мэл Родригес, протянул через стол сжатый кулак. Ларри ударил по нему в духе бейсболистов, вновь празднующих одержанную на прошлой неделе победу. Было шумно — из динамиков неслась громкая музыка, — и Ларри пришлось придвинуться вплотную к Майку, чтобы им слышать друг друга. С минуту они говорили о том, каким странным оказался Эрно.
— Айк говорит, ты был рядом, когда Эрно ранил того типа, Фаро Коула?
— Ларри, я давно уж на службе, как и ты, и честно скажу — пуля ни разу не пролетала от меня так близко. — Майк улыбнулся, глядя в кружку с пивом. — Этот дурачок Фаро, которого ранил Эрно, развопился, будто арабка. Сначала-то Эрно вырвал пистолет у него из руки и вытолкал его наружу, потом вдруг оба вернулись — и выстрел. Примерно в трех футах от меня.
Майк указал в сторону боковой двери, возле которой тогда сидел.
Ларри задал один из вопросов, которые долгое время не давали ему покоя: почему против Фаро не выдвинули обвинения за угрозу Эрно?
— Мы все сочли, что это дело прошлое. Да и Эрно не хотел никаких обвинений. Как только мы отняли пистолет, Эрно начал орать над лежащим.
— По-моему, Эрно говорил, что то была самозащита.
— Да. Но он твердил, чтобы мы оставили парня в покое.
— Что-то не очень логично.
— Ты из группы расследования убийств, тебе виднее, только не думаю, что в таких делах есть смысл искать логику.
Ларри ненадолго задумался. Здравый смысл подсказывал ему остановиться на этом, но даже в пятьдесят четыре года он не научился прислушиваться к голосу осторожности.
— Майк, тут вот какое дело. Мне начинают сниться дурные сны. И нужна помощь в одном деле. Смог бы ты узнать этого типа? Фаро?
— Четыре года, Ларри. Может, Мэл смог бы. Голова Фаро лежала у него на коленях четверть часа, пока мы ждали «скорую».
— Пойдемте к стойке, угощу обоих пивом.
Айк убрал сегодняшнюю «Трибюн», но быстро нашел ее.
— Вот этот парень, — сказал Ларри, показывая первую полосу Гейджу и Родригесу. — Скажите, он не похож на парня, в которого стрелял Эрно?
Родригес опустил взгляд раньше Гейджа, но на лицах обоих было одинаковое выражение. Ларри показывал Коллинза на фотографии с похорон Эрно.