Тарыкина, похоже, до прихода Виктора была в бюро единственным сотрудником, достигшим элегантного возраста. За большим двухтумбовым столом с бумагами восседала дама с тонким намеком на приятную полноту. На ее лице, окаймленном пышным начесом соломенных осветленных волос, под высоко поднятыми, с угловым изломом, бровями, выделялись большие карие глаза; в ее взгляде чувствовалось какое-то царственное величие, рожденное не занимаемой должностью, а умением ставить себя в разговоре с мужчинами. Ее губы, подчеркнутые темно-розовой помадой, складывались в добродушную улыбку с оттенком снисходительности, а в ушах покачивались крупные голубые сережки, намекая на некоторый консерватизм взглядов. Строгий серо-коричневый полушерстяной костюм с прямым жакетом, локти которого прикрывали черные нарукавнички, вежливо представлял взгляду посетителей античные линии колен в светлом капроне; по этой причине хозяйкой кабинета специально к костюму был подобран двухтумбовый стол без передней доски. Короче, Тарыкина выглядела эффектной женщиной на все времена, мягкой в общении и непреклонной в поступках, от которой в этом учреждении зависело многое, но сейчас внимание Виктора привлекла вовсе не она. Слева, занимая солидный кусок стола, возвышался салатно-зеленый, похожий на осциллограф, бухгалтерский калькулятор с маленьким зеленоватым монитором и распечаткой цифр на ленте; на крышке чуда техники возлежали старые потертые счеты, видимо, для проверки. Сзади из агрегата, помимо шнура питания в черной резине, торчал толстый телевизионный кабель.