В палату Вадим вернулся со смешанным чувством вины, радости и беспокойства за Лену.

– Кто приходил? – спросил танкист.

– Знакомая, – Вадим положил пакет. – Жуй. Здесь курица.

– А ты? – танкист поднялся с кровати.

– Не хочу. – Вадим сел на стул. – Что делать?

– В смысле? – не понял танкист.

– Да это я так, о своем…

Три дня до выписки Вадим не находил себе места. Была даже мысль вернуться в бригаду раньше. Особо здесь его никто не держал. Даже форма хранилась на вешалке прямо в палате. Но, поразмыслив, он отказался от этой затеи. Пусть все утрясется. Как ни странно, теперь, когда стало очевидно, что Лена к нему тоже неравнодушна, он впервые задумался над тем, что теперь делать с этой самой любовью? Для начала надо еще, чтобы она ушла от своего мужа. Чем обернется для ничего не подозревающего майора такое известие, остается только гадать. Правильно сказал начмед, здесь не Россия. За себя Вадим не боялся. А если майора переклинит? Мало ли что он может сделать с Леной. Вадим поежился.

Несмотря на заверения, что не питает интереса к чеченке, мысль о Хаят не покидала Грымова до самого вечера. Он с трудом дождался, когда прапорщик Алиахметов закроет склад и отпустит его в расположение роты. Но в подразделение Грымов не пошел, а сразу отправился на ужин в дом к Аслану. В это время здесь гораздо меньше военных, и он лелеял надежду поговорить с чеченкой. И не только потому, что изголодался по женской ласке. Она ему по-настоящему понравилась.

Как он и предполагал, народу на ужине оказалось немного. Два солдата из танкового батальона да прапорщик, старшина второй роты.

Грымов сел за тот же самый стол, что и в обед. Вскоре появилась Хаят. Она поставила ему чашку с бараниной под чесночным соусом и хлеб. На завтрак, обед и ужин в этом заведении изо дня в день подавали одни и те же блюда, поэтому было не принято спрашивать, кто что желает.

– Спасибо! – поблагодарил он и выразительно улыбнулся.

– Пожалуйста. – Хаят поправила подставку для специй.

– У тебя красивый голос, – покосившись на соседний стол, сделал он комплимент.

– А твой друг придет? – имея в виду прапорщика, неожиданно спросила она.

– Почему ты спрашиваешь? – он расстроился. Неужели азербайджанец ей понравился?

– Спрашиваю, потому что мало порций осталось. Если он тоже собирается ужинать, я оставлю ему, – пояснила Хаят.

Она говорила быстро и тихо. Так, что ему приходилось напрягать слух. Слава даже незаметно для себя приподнялся на стуле.

– Нет, – беря в руки вилку, покачал головой Грымов. – Он ужинает в офицерской столовой.

Чеченка ушла. Грымов нарочно ел медленно, моля бога, чтобы никто не подсел за его столик. Быстро темнело. Хаят принесла чай. Пристально глядя на чеченку, он снова поблагодарил ее.