Боль пульсирует в моем воспаленном мозгу, когда я обваливаюсь на грязный, вонючий матрас в чертовой пыточной комнате. Раньше я звал ее комнатой наслаждений. Механизм дискошара начинает свой адский танец, наполняя уродливое помещение миллионом световых брызг. Тут мое место, именно так я должен был сдохнуть, если бы меня не спасли. Именно этого я заслужил по праву рождения. Но вот вычистить из моей души мрак, и вонючую грязь маме и отцу ак и не удалось, как бы они не старались. Я все равно остался тем искалеченным ребенком, который все еще скучал по женщине, превратившей в ад его жизнь.

- Почему она оставила меня? – шепчу я, уткнувшись носом в пальто Эммы Владимировны. Она тихо гладит меня по голове дрожащей рукой. Тело мамы давно унесли, укутав в черное клеенчатое одеяло. Надеюсь ей не холодно. Теперь уже нет. Мама больше не страдает. Ее болезнь прекратилась. И я больше не буду слышать мучительных криков, когда тело матери выкручивается от боли. Только теперь больно мне. В груди словно образовалась пустота.

- Леша, твоя мама просто запуталась.Так бывает. Взрослые тоже совершают ошибки,- тихо шепчет моя учительница – единственный человек, которому я доверяю в этом мире.-Теперь твоя мама свободна от болезни.

- И от меня,- борясь с болью, тихо говорю я.

- Нет, Леша. Она любила тебя. Даже не смотря на свою болезнь, она никогда не переставала любить тебя. Это просто невозможно,- в голосе доброй женщины слезы. Они капают мне на макушку, обжигающе горячие, блестящие, как стразы, без которых не могла жить моя мать. Ей нравился блеск, граненая красота, которая ее погубила.

- Я не хочу быть один,- легкие слова срываются с губ, как прозрачный пар на морозе.

- Ты никогда не будешь один. Никогда,- Эмма Владимировна порывисто притягивает меня к себе, и смотрит прямо в глаза. Своими блестящими от слез. Я ей верю. Впервые в жизни я верю.- Я даю тебе слово.

- Алекс, пожалуйста, - я слышу голос, как сквозь вату и открываю глаза, чувствуя на своих щеках влагу. Я плакал, как тот мальчик из моего сна.- Пожалуйста.

Китти всхлипывает. И я понимаю, она тоже рыдает, в голос, как кликуша. Ее ноги обнимают меня за талию. Я по яйца в ней, и не помню ни черта, что произошло. Вижу глубокие следы укуса на белоснежной коже возле груди. Но плачет она не от боли. Ей жалко меня. Жалко, блядь. Я бы с большим удовольствием сейчас увидел ненависть в ее взгляде, презрение. Но не эту гребанную жалость, крадущую мою душу, вырывающую из моего тела ее кровавыми ошметками.

-Китти, черт тебя возьми,- хриплю я, пытаясь выйти из нее.- Какого хера происходит?

Она молчит. Просто не позволяет мне покинуть ее тело, словно требуя продолжения адской пляски. Ее мягкие губы скользят по моему лицу, заставляя чертово сердце замирать, а потом биться в конвульсиях.

Я хочу быть с ней.

Она моя.

Только с ней.

Эти мысли бьются в мозгу, смешиваясь с колючей болью, когда я начинаю вбиваться в мой податливый страз.