5. ПОЗЫВНЫЕ «ГЕРМЕС»

«Ганс Вессель» был отведен в порт, где Шлихт подписал протокол, но в пункте четырнадцатом сделал оговорку.

«Я — капитан коммерческого судна, — писал Шлихт. — Мое дело — выгодный фрахт и честное выполнение обязательств перед фирмой. Репутация капитана дальнего плавания Вальтера Шлихта безупречна! Дополнительный магнит в ноктаузе компаса и неизвестный мне человек в трюме судна — звенья одной цепи: у меня, как у всякого честного человека, много врагов!»

Надо было видеть «честного человека», когда он подписывал протокол. Светлые навыкате глаза Шлихта источали «добропорядочность».

После осмотра содержимого рюкзака и оформления протокола «геолог» был доставлен быстроходным катером на аэродром. Самолет оторвался от земли и лег курсом на юго-восток.

По паспорту Благову было сорок четыре года, но выглядел он старше. Нездоровый землистый цвет кожи, сеть глубоких морщин на лице свидетельствовали о нелегкой, полной лишений жизни.

Подняв свесившуюся с носилок руку Благова, капитан Клебанов увидел на его, ладони следы рубцов и годами натруженные мозоли. Синеватое пятно на лбу, похожее и на давнюю татуировку, и на след порохового ожога, напомнило Клебанову что-то знакомое…

«Такие метины бывают на лицах шахтеров, — вспомнил он, — когда при травме в ранку попадает угольная пыль. Метина так же, как татуировка, остается на всю жизнь».

Проверив пульс Благова, врач занялся приготовлением шприца для инъекции.

Под крылом самолета проплывала тундра.

— Как вы думаете, Артемий Филиппович, — спросил Клебанов врача, — «неотложка» уже на аэродроме?

Набирая в шприц камфару, врач утвердительно кивнул головой.

Катер с Благовым на борту еще только отвалил от «коммерсанта», а из Мурманска уже были отправлены телеграфные запросы в Петрозаводск и Ленинград. Миновав Гудим-губу, самолет лег курсом на юг, а в это время в Ленинграде по улице Белинского к дому № 5, где, по паспортным данным, проживал «геолог», подъехал на мотоцикле оперативный работник.

Сделав разворот над аэродромом, самолет пошел на посадку. Спустя сорок минут, позвонив из кабинета главврача, Клебанов доложил своему начальнику полковнику Раздольному о выполнении приказа.

— Как его состояние? — спросил полковник.

— Тяжелое. В самолете пришлось дважды делать инъекцию камфары. Сознание затемненное.

— Сейчас приеду! — сказал полковник. Это прозвучало так: «Сейчас я приведу его в чувство!»

Прошло не больше десяти минут, и машина полковника, скрипнув тормозами, остановилась у подъезда госпиталя.

Раздольный — высокий, грузный человек — легко выбрался из машины и в сопровождении Клебанова поднялся на второй этаж, где находился кабинет главного врача полковника медицинской службы Гаспаряна.