– А что вы делаете? – Бенджамин аж на стуле подпрыгивал. – Опять ломаете?

– Нет, Бенджи, – сказал я. – Просто бизнес-проект. Хочет нам что-то подкинуть.

– Нам? – переспросил отец. – Этой вашей фирме?

– «Морхаус и Линней». Ага. Парни новую технологию придумали. Может, удастся использовать.

– Использовать?

Ненавижу, когда он отбирает мои слова, будто зерна истины для дроши[95].

– Господи боже, папа, я легализую то, что они делают. Думаешь, их надо защищать от большого жестокого мира? Да они меня чуть в тюрьму не упекли.

– Йосси, если они такое хулиганье, а ты так разобиделся, зачем ты им делаешь одолжения?

– Слушай. – Я попытался защитить свою тактику: – Мне это важно, понимаешь? Я – крупная фигура, пускай тебе и трудно в это поверить. В Нью-Йорке. Ты бы видел, какие люди со мной советуются. Мне доверяют миллионы долларов. Ты должен гордиться.

– Отец тобой гордится. – Мать занялась миротворчеством. – Правда же, Сэмми?

– Разумеется, горжусь, – ответил он.

Но папаша не одобрял. Это легко понять по тому, как он ложкой размалывал на кусочки клецку, прежде чем отхлебнуть. Делал вид, будто настолько захвачен животными инстинктами, что ему прямо не терпится утолить свои безграничные земные желания.

– Что? – переспросил я. – Ну, говори.

– Ничего. – Он пожал плечами. – Ты сказал, что ты горд, она сказала, что я горд, так что все мы горды. – Он снова чуть-чуть отхлебнул, а потом на идише пробормотал, вроде как себе под нос: – Гоим нахес[96]. Имея в виду, что такими вещами пристало гордиться одним гоям.

– Гоим нахес! – повторила Мириам, с наслаждением катая во рту иностранные слоги. – Гоим нахес! Гоим нахес! – Она распевала и ножом для масла дирижировала своей симфонией. Улыбаясь в невинные глаза Мириам, Софи потянулась через стол придержать дочкину руку.

– Дело же не только в деньгах, папа, – начал было я, но умолк.

Никто меня не защитил. Даже Моррис. Миг прошел – спасибо певческому взрыву Мириам. Я воевал без надежды на победу – особенно теперь. За обеденным столом ребе всегда прав.