Ближе к полуночи Челси незаметно для себя крепко уснула, свернувшись в кресле калачиком. Проснулась она резко, как от толчка. Часы ее показывали два. Возле ее кресла молча стояли Хантер и Нолан. Склонившись над ней, Джадд хрипло проговорил:

– Все кончено. Поехали домой.

Прежде чем он успел выпрямиться, Челси обвила его шею руками и прошептала:

– Боже мой! Мне так жаль и его, и тебя, Джадд! Не ответив ей, он лишь провел ладонями по ее спине и резко выпрямился, стоило ей разжать объятия. Челси поднялась на ноги. Джадд прикоснулся к молнии на ее куртке, напоминая, что ей следует застегнуть ее, прошел к двери, открыл и придержал ее, пропуская Челси вперед, усадил ее в «блайзер», сел за руль и выехал со стоянки на дорогу. Действия его носили чисто рефлекторный характер, и Челси, поглядывая на него с опаской, в то же время не могла не признать, что, окажись на его месте другой, менее выносливый человек, он просто свалился бы с ног и впал в забытье от горя и страшного напряжения последних двух дней.

Оставив «блайзер» во дворе, Джадд и Челси прошли в дом. Бак, поджав хвост, проскользнул в дверь вслед за ними, улегся у порога и тихо, жалобно заскулил. Джадд снял куртку и, бросив ее в прихожей, прошел в ванную. Через минуту оттуда раздался шум льющейся из душа воды. Челси направилась в кухню, чтобы вымыть посуду и подмести пол. Она знала, что ей будет стоить немалого труда привести все в порядок и расставить по местам. Но оказалось, что рабочие "Плам Гранит", преисполненные сочувствия к горю Джадда, вымыли и посуду, и пол, не оставив нигде ни пятнышка, ни соринки.

Челси прошла в гостиную и села на пол у камина. Она добавила в едва тлеющий огонь несколько поленьев, и они занялись одно за другим. Через несколько минут ярко-оранжевые языки пламени с шипением взметнулись ввысь. Камин этот был сложен руками покойного Лео. Как и изгородь вокруг дома, как и множество других каминов, печей и изгородей. Лео вырастил и воспитал Джадда. Теперь, после смерти, он продолжал жить в творениях своих рук, в сердцах тех, кто знал и любил его.

Из прихожей вышел Бак. Стуча когтями по полу, он подошел к Челси и ткнулся носом ей в шею. Она погладила его по голове, и пес, вздохнув, понуро поплелся на свой коврик в комнате Джадда.

В ванной по-прежнему шумела вода. Челси представила себе, как Джадд, стоя под обжигающим душем, все никак не может согреться, ибо сердце его сжато холодной рукой отчаяния. Она вспомнила, каким холодным и пустым казался ей весь мир после смерти Эбби. В течение нескольких недель она ощущала внутри и вокруг себя лишь ледяную пустоту.

Ей хотелось рассказать об этом Джадду и уверить его, что со временем боль его станет менее острой, но она отказалась от этой мысли. Когда умерла Эбби, она предалась безысходному горю и вовсе не стремилась избежать страданий, которые причинила ей эта невосполнимая утрата. Она винила себя в том, что осталась жива, и ей казалось, что лишь терзания и муки, которые она испытывает, могут хотя бы отчасти искупить эту вину. Слова соболезнований, которые она слышала от знакомых, не могли воскресить Эбби. И никакие ее самые искренние и проникновенные слова не вернут Джадду отца.

Внезапно звук льющейся воды стих. Челси поспешила на кухню и приготовила какао, надеясь, что ей удастся уговорить Джадда выпить хоть глоток для поддержания сил. Она вернулась в гостиную с чашкой в руках. В камине по-прежнему ярко горел огонь, и громкий треск поленьев эхом разносился по всему дому. Без Лео жилище Стриттеров словно опустело, и даже Челси, хотя она стала бывать здесь сравнительно недавно, отчетливо ощутила это.

Она опустилась в кресло и, задумчиво глядя в огонь, ждала появления Джадда. Он неслышными шагами вошел в комнату и, остановившись у камина, оперся локтями о высокую каменную решетку, бессильно свесив голову. Он был в одном белье, с его мокрых волос стекала вода.

Глядя на него, чувствуя, каким безысходным горем полна его душа, любя – да, любя – его, Челси не могла побороть в себе желания утешить его, прильнуть к его груди в порыве сочувствия и сострадания. Она вскочила на ноги и, подбежав к нему, обняла его, крепко, что было сил прижавшись к нему. Она знала, что Джадд без слов поймет ее.

Первые несколько секунд он оставался безмолвен и недвижим, но затем из горла его вырвался хриплый стон, полный боли. Он стиснул плечи Челси и выкрикнул ее имя.

– Я здесь, – отозвалась она. – Я с тобой. Снова издав болезненный стон, он провел дрожащими руками вдоль ее тела, затем, слегка отстранив ее, легко, едва ощутимо коснулся ее грудей и живота.

– Это жизнь! Жизнь! – воскликнул он, словно бросая вызов той смертной тоске, которая стремилась безраздельно завладеть его душой. Взяв ее за подбородок, он вдруг прильнул к ее губам в страстном, требовательном поцелуе.

Челси бросилась к нему в порыве любви и сострадания, вовсе не ища физической близости с ним, но теперь ее охватило бурное, неистовое желание, показавшееся ей столь же естественным, как и ее любовь, и сочувствие, и горечь утраты.

Он снял с нее свитер и, когда оба они опустились на колени подле камина, принялся расстегивать пуговицы на ее блузке, целуя ее лицо, шею и грудь. Движения его были страстными и порывистыми, но вместе с тем в них чувствовалось отчаяние, стремление избавиться от владевшей им боли и прильнуть к Челси как к источнику жизни, надежды и любви. Она с готовностью отзывалась на его ласки, и желание отдать ему всю себя без остатка охватило ее с неудержимой силой.

Он снял с нее нижнюю рубашку и долго не отрываясь смотрел на ее округлившийся упругий живот. Словно выполняя некий священный ритуал, он бережно обнял ладонями это вместилище новой жизни, и вдруг ребенок начал шевелиться, расправляя свои крохотные члены, как будто прикосновение Джадда пробудило его ото сна. Углы губ Джадда тронула едва заметная улыбка, исполненная нежности и горечи. Ребенок продолжал двигаться, и Джадд держал ладони прижатыми к животу Челси, пока он не затих.

Челси не сводила с него нежного, влюбленного взгляда. Джадд издал короткий гортанный звук и привлек ее к себе. На несколько мгновений они застыли в этой позе. Никогда еще она не испытывала такого полного единения с Джаддом. Челси казалось, что в эти минуты душа его полностью раскрылась перед ней. Он стремился вобрать в себя всю ее, чтобы заполнить ею зиявшую в его душе пустоту, и она с радостью шла навстречу его желанию.

Движения его были исполнены неистовой, нетерпеливой страсти, но вместе с тем так бережны и осторожны, что он, не причинил ей ни боли, ни даже малейшего неудобства.