Взяла его за руку, повела в спальню, толкнула на кровать и, опустившись на колени, начала расшнуровывать его кроссовки.
– Ах эти бедные усталые ножки…
Марла отбросила кроссовки через плечо. Наклонилась, словно собираясь поцеловать его ноги. Жиро изумленно наблюдал за ней.
– Если женщина может целовать мужчине ноги после кроссовок… это, пожалуй, настоящая любовь.
Она уже расстегивала на нем рубашку. Потом ремень на брюках. Отшвырнула назад с презрительным галльским «пуф». Марла давно испытывала жгучее чувство ревности к этому потертому ремню с серебряной пряжкой, ибо подозревала, что это подарок от какой-нибудь прежней пассии.
Теперь она повела Эла в ванную комнату. Черная ванна, до краев наполненная розовыми пузырьками, пахла, как… бордель в Новом Орлеане, пришло ему в голову подходящее сравнение, которое он тут же высказал.
Марла незаметно для себя вышла из роли французской служанки.
– А что тебе известно о борделях в Новом Орлеане?
– Извиняйте, мамзель, просто это такое сравнение.
– Мой господин сейчас ляжет в ванну и будет отмокать. А его маленькая французская служанка принесет ему бокал холодного шампанского.
Она произнесла все это, мило надув губки. Жиро попытался протестовать. Он никогда не принимает ванну, всегда моется только под душем и вообще терпеть не может эти розовые пузырьки. Но Марла подтолкнула его, так что ему ничего другого не оставалось.
– Мой господин будет делать так, как ему сказано.
– Ты выходишь из роли! – крикнул ей вслед Жиро. – Это уже служанка-госпожа.
Но она уже направилась за шампанским. Через несколько минут появилась снова с круглым серебряным подносом, на котором стоял один-единственный хрустальный фужер. Опустившись на колени, протянула ему. Жиро пригубил.
– М-м… – Он сделал большой глоток. – Неплохо для вина из коробки.
Марла выхватила у него фужер, попробовала шампанское.
– Восторг! – Она мечтательно прикрыла глаза. – Для моего бедного утомленного господина все только самое лучшее. А теперь мне пора на кухню, готовить обед.
Жиро застонал.
– Марла… не говори мне, что ты сама готовишь обед. Этого я не вынесу.
– Придется. Не зря же я тут стараюсь.