В это время года темнело рано, и солнце успело давно спрятаться за горизонтом. Так что глухой, почти романтический полумрак должен был неплохо спрятать меня от преследования.
Так и вышло. За дверью послышался оклик Бэйлора, когда он пробегал мимо. Очевидно, ему и в голову не пришло, что я здесь.
Переждав еще немного, я глубоко вздохнула, и вышла из своего укрытия. Теперь можно было и осмотреться.
Впрочем, сумерки мешали определить назначение помещения. Стены здесь были отделаны ароматным деревом, а чуть в стороне стоял длинный стол с десятком стульев. Пара статуй по углам, и мягкий ковер на полу.
Я снова вздохнула, посмотрев в окно.
– Лучше бы я родилась мужчиной, – грустно усмехнувшись сама себе, задумчиво произнесла вслух.
– Тогда это платье шло бы вам гораздо меньше, – раздался чуть в стороне мужской голос.
Знакомый до боли. До судорожно сжатых пальцев на ногах. До стона, застывшего в горле.
Я резко повернула голову, замечая у соседнего окна мужскую фигуру.
Черный камзол, черные волосы, черные перчатки…
Как перья ворона. Как крылья ночи.
Только глаза изредка поблескивают алыми искрами. И я вижу это даже в такой, почти ослепляющей темноте.
– Опять мы с вами встречаемся, – тихо проговорил он мягким голосом, отозвавшимся в груди взрывом огня.
В один миг стало жарко.
Он смотрел прямо на меня, прижимаясь плечом к стене. Поза дышала расслабленностью, слабый серебристый свет падал на одну половину лица, придавая чертам еще больше пугающей, но таинственной притягательности.
– Что вы тут делаете? – сбивчиво спросила я, тут же растеряв все самообладание.
Сердце выдавало рваный ритм. Даже дышать стало тяжело, настолько сильно оказалось нахлынувшее волнение.
– Могу спросить вас о том же, – спокойно проговорил он, и мне показалось, что в уголках губ блеснула тень улыбки.
Но все же красивое, аристократическое лицо почему-то выглядело печальным. Словно мужчина был огорчен чем-то. И от этого под ребрами тоскливо заныло.
– Вам грустно? – вдруг спросила я, совсем не задумываясь о том, как бестактно это звучит.