— Так и запишите, товарищ следователь.

Токарев дописал последние слова в протокол, положил ручку и с любопытством оглядел Титова.

— А вот скажите, не для протокола, что побудило вас кинуться на человека, имеющего нож, который в принципе на вас не нападал? Бежал по своим делам мимо.

— А девушка? Она же взывала о помощи, он сумку вырвал у нее.

— Про девушку я помню. Вопрос мой вот в чем: благородные рыцари — они в жизни большая редкость. В кино или книгах — другое дело, но в реальности почти никто никогда не заступается на улице, а если кто-то ввязывается в разборки, то либо пьяный или спортсмен, военный, полицейский. Я знаю, о чем говорю, больше двадцати лет в органах. Нормальный человек всегда проходит мимо, пробегает. Наверное, он страдает в душе некоторое время, но целая физиономия, сохранившаяся одежда, а может быть, и жизнь — достойная компенсация за муки совести. Здравый смысл и чувство самосохранения удерживают трезвого человека от подобных эксцессов. Может быть, вы выпивали в тот день?

— Ах, вот оно что! Вот вы куда ведете. Разочарую — я был трезв. Утверждаю и могу пройти освидетельствование.

— Охотно верю, к тому же патрульные признаков опьянения не обнаружили, как следует из их объяснений, — Токарев вдумчиво смотрел Титову в глаза несколько секунд, пока тот не заерзал на стуле. — Тем более странно. Видите ли, к такому поступку должно что-то подтолкнуть. Из ваших слов следует, что человек был вооружен ножом, значит, риск получить смертельную рану вы осознавали — и все-таки схватили его.

— Мне показалось, он не сможет применить нож, не успеет, хотя кто его знает на самом деле.

— В том-то и дело. Мое мнение, если угодно — моя теория, заключается в предположении о некоем внутреннем, латентном стремлении к смерти в результате чего-то очень плохого, совершенного героем. Человек допускает, например, огромную подлость, страдает и приходит подсознательно к желанию самоубийства. Именно подсознательно. Тогда появляется безотчетная, отчаянная храбрость, и, если случай совершить нечто на грани самоубийства не подворачивает, он сам провоцирует подобную ситуацию, чем, кстати, часто только умножает страдания. Своего рода искупление, реабилитация в собственных глазах. Или подвиг, или раны, или даже смерть.

— Вы научную статью пишете по психологии преступника? — растерянно парировал Титов. — А я типа подопытной крысы?

— Пишу, лет уже пять, для журнала «На страже порядка и законности». Фактического материала не хватает. Кстати, вы употребили выражение «подопытная крыса», хотя чаще говорят «подопытный кролик». «Крыса» только подтверждает мои выводы о самоуничижении. Есть за душой что-то? Может быть, на работе?

— По-моему, вы несколько выходите за рамки своих полномочий, господин следователь.

— Я же предупредил: не для протокола, как товарищи беседуем, не сердитесь.

— Да ладно вам! Нет у меня на совести грехов такого масштаба. Ваша теория здесь не работает. Просто я в молодости много занимался карате и был уверен в своих силах, а девушка нуждалась в помощи. Вот и все мотивы, а вы теорию тут развернули. Я и теперь, между прочим, посещаю спортзал, поддерживаю форму.

— Куда ходите?

— Фитнес-клуб на Кирова.

— Знаю. Элитный, дорогой.

— Не слишком и дорогой, но и я человек не бедный. Рекомендую вам, у меня там скидка есть, могу поделиться.

— Подумаю. Стало быть, ваша совесть чиста, так? Ну что же, на нет и суда нет. Интересно было поговорить с умным человеком. А то у нас, знаете, алкаши сплошные и дегенераты в разработке.

— Другие вопросы есть? Мне на работу пора, бизнес не ждет.