А молния-то была на замочке, совершенно теперь бесполезном.

После нескольких попыток Вера наполовину оттянула крышку. Стала доставать оттуда сверкающие новые пакеты.

Вся при этом дрожа от холода.

Может быть, хоть что-то будет впору, нельзя появляться в аэропорту в таком состоянии, все сразу поймут, что произошла катастрофа. Начнутся вопросы, вмешается полиция. Вызовут «Скорую».

А добираться придется. И именно сейчас.

До самолета два часа.

Но все таксисты на трассе будут уже в курсе, о событии скоро сообщат по радио. Доложат в полицию, это понятно. Это их долг на дорогах.

Завоют сирены, прикатят скорые и ментовские машины.

Та-ак. Приехали.

Вдруг Вера поняла, что она единственный свидетель этой страшной охоты и последовавшей за ней смерти трех людей.

Единственный свидетель преступления.

И прости-прощай, билет на самолет, тетина квартира с черным ходом и поиски сокровищ в валенках. Отвезут на допрос.

К тому же пришлось совершенно автоматически присвоить чужой чемодан.

«Но это же воровство, – скажут. – Похищение чужого багажа».

«Но свой-то рюкзак сгорел. – Такое оправдание. – Вся одежда порвалась».

«Это мародерство как на поле боя, – скажут, – воровство у мертвых, когда снимают с погибших все целенькое».

Вера, Вера, куда ты влипла.

Но! Выходить на дорогу практически без штанов и с половиной куртки впереди, а сзади болтаются лоскутья – это значит привлечь внимание. Вопросы. И припишут участие в преступлении. Уже будет не сочувствие, не восклицания мимопроезжих зевак, а допрос в полиции.

Значит, надо как можно скорее посмотреть, что там есть у той покойницы с расколотой напополам головой (бррр) и переодеться, если будет во что в том чемодане. Девушка вроде была моего размера, хотя пониже.

И надо избавиться от этой розовой улики и выйти с протянутой рукой на шоссе, причем не доходя до места катастрофы.