Поздно вечером я вернулся в Лоскутную гостиницу у Охотного ряда, где обитали моряки. Номер был нетоплен, электричество не горело, в желудке было пусто, но я лег спать в прекрасном настроении: ведь в ближайшие дни я уезжал на родину, чтоб стать художником.

Я опять в своем милом Нижнем! С Канавинского вокзала ехал я на извозчике. Лошадка весело бежала по заснеженному пути через широкую Оку. В розовом тумане виднелась гора с кремлевскими стенами. Тишина окутала белую реку. Проехали засугробленный Нижний базар. Медленно поднялись по Зеленскому съезду на Благовещенскую площадь. Промелькнула мужская гимназия, и усталая лошадь остановилась на Тихоновской улице у знакомого желтого забора. Заскрипели ворота, и взору открылся двухэтажный деревянный домик, в котором прозвенело мое детство…

Не прошло и недели, как меня опять свалил тиф, на этот раз возвратный… Выздоровление шло медленно, появился зверский аппетит, а есть нечего… Но на то и созданы матери, чтобы спасать своих детей! Чего только не придумывала моя мать, чтобы хоть как-нибудь накормить меня…

Наконец я на ногах. Секретарь губкома РКП(б) встретил меня гостеприимно. Казалось, что все уже в порядке, и я, сняв матросскую робу, займусь долгожданными делами искусства. Однако мне пришлось идти работать в Военно-морской трибунал в качестве начальника следственной части. И вместо кистей в руки опять был взят браунинг.

Лишь спустя несколько месяцев, когда обстановка в губернии стабилизировалась, Богородского избрали председателем правления губернского союза работников искусств. Теперь он получил, наконец, возможность заниматься живописью. Но скоро понял, как не хватает ему знаний.

Осенью 1922 года Федор Семенович возвращается в Москву и поступает во ВХУТЕМАС — известнейшее учебное заведение тех дней. Он учится у видного русского художника Абрама Ефимовича Архипова. И снова занятия в Высших художественно-технических мастерских пытается сочетать с другими увлечениями — пишет стихи и выступает на эстраде.

Успешно завершив учебу во ВХУТЕМАСе, Богородский вместе со своим другом художником Егором Ряжским по командировке Наркомпроса, подписанной Луначарским, отправляется в длительную заграничную командировку.

По приглашению Максима Горького Федор Семенович полгода живет на Капри, в Сорренто. Там создает портреты великого русского писателя и его друга Стефана Цвейга и целую серию итальянских пейзажей, жанровых полотен, портретов.

Его картины все чаще появляются на союзных и зарубежных выставках. Очень строгая в выборе произведений живописи Государственная Третьяковская галерея покупает картину Богородского «Матросы в засаде».

Он много ездит по стране: по индустриальным центрам Поволжья, Донбассу, Белоруссии, Крыму, по старым городам Подмосковья. Каждая поездка — это новые наблюдения, эскизы, законченные работы. На шахте «Смолянка» пишет портреты передовых шахтеров.

В годы Великой Отечественной войны, с первого налета вражеской авиации на Москву, Федор Семенович дежурит ночами на крыше Дома художников.

В трудные дни ноября 1942 года Богородский отправляется в Сталинград. Под огнем, лавируя между льдинами, лодка, в которой вместе с солдатами переправляется уже немолодой, совсем седой художник, с трудом достигла правого берега. Два месяца провел он среди моряков из бригады морской пехоты. Здесь под почти непрерывным обстрелом, под бомбежками Федор Семенович работал над групповым портретом защитников Волжской твердыни, которые насмерть стояли на рубеже Банного оврага. Это были легендарные герои. Когда гитлеровцы прорвались почти к самой Волге, моряки поднялись в контратаку. В полный рост и с яростным криком: «Полундра!» они так стремительно рванулись навстречу фашистам, что те повернули вспять. Богородский писал эскиз за эскизом под грохот канонады. Писал и вспоминал свою молодость, такую же лихую контратаку в этих местах на подступах к Царицыну в конце июля девятнадцатого года, когда он — комиссар, сжимая в правой руке гранату, повел «братишек» на врага.

Недолго высидел дома после благополучного возвращения с берегов Волги. В марте 1943 года Богородский с военными летчиками прилетел в осажденный Ленинград. И здесь он — в родной стихии, среди моряков Краснознаменного Балтийского флота. Потрясенный мужеством защитников города, ленинградцев, он жил и вдохновенно работал в блокадном городе, пока не попал под артиллерийский обстрел. Тяжело контуженного художника вывезли на Большую землю.

Осенью 1944 года его можно было встретить на наших фронтовых аэродромах в Румынии и Венгрии со строгим предписанием авиационного генерала:

Он создает монументальное полотно «Слава павшим героям». В тысячах репродукций картина расходится по всей стране, она воспринимается как памятник героям, отдавшим жизнь в тяжелейшей битве за Родину. Когда создавалась серия марок, посвященная двадцатилетию Победы, из массы картин и плакатов о Великой Отечественной войне было отобрано для репродуцирования всего шесть работ, и среди них эта картина академика Федора Семеновича Богородского.

Необычайно разнообразна палитра художника: он пишет батальные полотна и портреты, пейзажи и натюрморты, жанровые картины и миниатюры.

Его работы представлены в лучших художественных сокровищницах страны: в Государственной Третьяковской галерее, в Русском музее, в Музее Революции, в Центральном музее Советской Армии, в государственных картинных галереях Украины и Белоруссии, в музеях Горького, Воронежа, других городов.

Картины Федора Семеновича Богородского совершают триумфальное шествие по выставочным залам Варшавы, Софии, Венеции, Парижа, Нью-Йорка, Берлина, Неаполя, Токио, Пекина, Рима, Стамбула.

Он стал одним из крупнейших живописцев нашей страны. А начинался его творческий путь как художника-реалиста в Оренбурге, где в суровые дни девятнадцатого-двадцатого годов молодой чекист Федор Богородский пробовал свои силы в живописи.