Страх или опасение
Всякому взрослому человеку по собственному горькому опыту хорошо известно, что телефонный звонок посреди ночи не сулит ничего хорошего. Так что Церера моментально вскинулась, когда в четыре утра вдруг зазвонил ее мобильник. На дисплее высветилось единственное слово: «Фонарный».
– Алло?
Голос принадлежал Оливье. Почему-то это немного успокоило.
– Церера? – произнес он. – Состояние Фебы ухудшилось. Думаю, вам стоит приехать.
Феба лежала в новой палате, больше похожей на ту, что была в больнице. Ни картин на стенах, ни кресел, ни диванов. Это был блок интенсивной терапии, подчиненный единственной цели – сохранить жизнь ребенку.
Церера пыталась вслушиваться в то, что говорила седая врачиха («Битти? Да, Битти, вот как она назвалась»), но слова проплывали мимо, едва откладываясь в голове: «внезапно» – «необъяснимо» – «трудности с дыханием», потому что ее внимание постоянно возвращалось к дочери. Феба теперь казалась еще меньше и более потерянной, чем раньше. Церере так сильно хотелось обнять ее, прижать ее голову к груди, погладить по волосам, сказать ей, что все будет хорошо, что не надо бояться…
«Но если тебе придется оставить меня, я пойму. Если будет слишком больно, я хочу, чтобы ты сдалась и ушла. Но если ты можешь, я хочу, чтобы ты осталась, потому что я не хочу жить без тебя».
– Могло это быть вызвано стрессом, связанным с переводом из больницы? – спросила она.
– Очень в этом сомневаюсь, – ответила доктор Битти. – Сотрудники, ответственные за переезд, настолько опытны, что у нас никогда не бывало никаких инцидентов, даже незначительных. Феба постоянно находилась под наблюдением, и ее вновь осмотрели, как только она поступила к нам. Никаких тревожных звоночков не было, проблем тоже. На что мы по-прежнему надеемся, так это что изменение в ее состоянии может быть связано с процессом восстановления. Ее организм отключил все несущественные функции, чтобы сосредоточиться на восстановлении важных, и продолжает выполнять эту задачу.
– Но если это так, – сказала Церера, – то как вы объясните это ухудшение?
– Мы почти уверены, что это просто временный сбой. Но не стану вам врать: какое-то время состояние Фебы вызывало у нас тревогу – вот поэтому-то мы и решили, что будет лучше пригласить вас сюда. Теперь мы стабилизировали ее состояние, и она вне опасности, пусть даже кризис и не миновал.
За единственным окном блока Церера могла видеть очертания ветвей, постепенно обретающих форму в раннем утреннем свете – подобно фотографии, медленно проявляющейся в кювете с проявителем. Они казались ей какими-то химерическими существами, пришельцами из некоей чуждой среды. Здесь был мир пластика, металла, стекла, электроники, а там – мир дерева, коры, травы и древесного сока. Каким-то образом ее дочь существовала сразу в обоих – ее тело неподвижно лежало в одном, тогда как душа блуждала в другом.
– Можно мне остаться с ней? – спросила Церера.
– Боюсь, что не в этом самом боксе, хотя вы можете занять один из родительских люксов – не знаю уж, кто их так назвал… Мы делаем здесь всё, что в наших силах, но это все-таки не «Савой». Наверное, вам будет комфортнее дома, но выбор полностью за вами. Если произойдут еще какие-то изменения, вы узнаете об этом первой и можете позвонить нам в любое время, чтобы справиться о ее состоянии. Хотя, как я уже сказала, возникшее осложнение нам удалось купировать, и это вселяет определенный оптимизм.
Церера сумела только кивнуть. Она хотела поблагодарить доктора Битти за то, что та сделала, но слова не шли с языка, и к тому времени когда она их нашла, врач уже ушла. Остался только Оливье. Вместе они наблюдали за тем, как медсестра осматривает Фебу – быстро и умело, не тратя впустую ни времени, ни усилий. Лишь под конец, уже перед уходом, сестра ненадолго задержалась, чтобы погладить Фебу по волосам, и бросила на ее мать взгляд, полный нежности и понимания.
«Это должна быть я, – подумала Церера. – Это я должна быть той, кто утешит ее».
– Я же вам говорил, – произнес Оливье. – Она – боец.
– Нет, – отозвалась Церера, – она всего лишь ребенок, а ребенок не должен сражаться, только не таким образом. Это несправедливо.
– Да все это несправедливо, – сказал Оливье, – но это ее битва, и все, что мы можем сделать, это лишь помочь ей в этом. Был момент, когда она поскользнулась – когда могла проиграть, но мы были рядом с ней, и бой продолжается.