— Примерно на этом месте можно стоять, чтобы не стошнило, — сказал Аарон, — но я хотел, чтобы ты на него посмотрела. Правда, он необычного цвета?
— Боже мой! — Свон боролась с тошнотой. — Почему никто не вычистит это?
— Вычистить это? — спросил Аарон.
— Пруд! Ведь он же не всегда был такой, правда?
— О, нет! Я помню, когда в пруду была вода. Настоящая питьевая вода. Но мама говорит, что она просто кончилась. Говорит, что не может же это длиться вечно.
Свон пришлось отвернуться от этого зрелища.
Она оглянулась в ту сторону, откуда они пришли, и различила на холме одинокую фигуру, набирающую в ведро грязный снег. Получать воду из оттаивающего серого снега было равносильно медленной смерти, но все же это было гораздо лучше, чем ядовитый пруд. — Я уже готова идти обратно, — сказала она ему, и медленно пошла вверх по холму, проверяя дорогу перед собой с помощью Плаксы.
Уже на холме Свон почти споткнулась о тело, лежащее у нее на пути. Она остановилась, посмотрела вниз на небольшое детское тело. Она не могла бы сказать, мальчик это или девочка, но ребенок умер, лежа на животе, одной рукой вцепившись в землю, другая, замерзшая, была сжата в кулак. Она пристально смотрела на эти маленькие ручки, бледные и восковые на фоне снега. — Почему здесь эти тела? — спросила она.
— Потому что они здесь умерли, — сказал он ей, как будто она была совсем тупая старуха с тыквой вместо головы.
— Этот пытался что-то откопать.
— Должно быть какие-то корешки. Иногда в земле можно откопать корешки, а иногда и нет. Когда мы их находим, мама делает суп из них.
— Корешки? А какие корешки?
— Ты задаешь слишком много вопросов, — раздраженно сказал он и пошел вперед.
— Какие корешки? — медленно, но твердо повторила Свон.
— Я думаю, корешки от злаков, — Аарон пожал плечами. — Мама говорит, что здесь раньше было большое старое кукурузное поле, но все умерло.
— Ничего не осталось кроме нескольких корешков, если, конечно, кому-то повезет их разыскать. Ну, пойдем! Я замерз.
Свон оглядела бесплодное поле, которое лежало между лачугами и прудом.
Трупы лежали как странные знаки препинания, наклоненные на серой дощечке. У нее перед глазами то слабело, то четче вырисовывалось видение, и то, что находилось под толстой коркой нароста, что бы это ни было, оно горело и бурлило. Бледные замерзшие руки ребенка снова привлекли ее внимание. Что-то такое в этих ручках, подумала она. Что-то…
Но она не знала — что.
Ее тошнило от запаха пруда, и она снова пошла за Аароном в сторону хижин.