Я повернулся на месте на триста шестьдесят градусов, два раза, и установил, что повсюду, вокруг на плоской черной земле лежит густой туман. Бескрайняя равнина. Говорят, эта земля плодородна. Для пшеницы.

Кучер подошел ко мне достаточно близко, чтобы я смог почувствовать плохое качество прошлогоднего винограда.

— Сударь, — сказал он, — не могли бы вы присмотреть за лошадьми, пока мы будем менять колесо?

— За всеми сразу? — спросил я.

— Нет, что вы, сударь, нужно просто взять под уздцы коренника.

Разумно сказано. Вчера вечером, когда я его нанял, он показался мне намного глупее. Совершенно очевидно — алкоголь оказывал на него обратное действие, он от него умнел.

— Ты не знаешь меня, — ответил я. — Это правда, я люблю держать под уздцы главаря, но еще больше люблю держать сразу всех.

И стоило мне это проговорить, как издали донеслось ржание лошадей и топот копыт — верные признаки того, что к нам приближается какой-то экипаж. Из-за тумана его не было видно, но он, несомненно, приближался.

Прошло еще некоторое время. Лошади забеспокоились. Слуга вытащил пистолет и зарядил его. Но это было излишним. Среди людей у меня врагов нет. Меня все любят.

И пока я раздумывал о любви, из мглы вынырнула широкая, черно-желтая карета. Тоже запряженная шестеркой. Ее кучер остановил лошадей, дверца с императорским гербом открылась, и из императорской глубины выпрыгнул юноша. Одет он был так же хорошо, как и я. Высокий, широкоплечий. Он поклонился и сказал по-немецки:

— Мы видим, что у вас трудности, сударь. Не можем ли мы быть вам полезны?

— Благодарю вас, почтеннейший молодой человек, но я надеюсь, что мой слуга с кучером сумеют сменить колесо, и мы вскоре продолжим путешествие.

— А куда вы направляетесь, смею полюбопытствовать?

— В Белград.

— Мы тоже. Однако позвольте представиться: я Клаус Радецки, врач, следователь по особым делам на службе Его императорского величества Карла VI.

— А я граф Отто фон Хаусбург, дальний родственник Его императорского величества. Как странно, что мы с вами здесь встретились. Несколько дней назад в Вене, когда я собирался в дорогу, меня приняли Его императорское величество, однако я ничего не слышал ни о каком следователе по особым делам.

Радецки вдруг забеспокоился. Ему было неприятно, и не из-за того, что он пойман на лжи, а из-за того, что пойман на правде.

— Его императорское величество не хотели бы, чтобы стало известно о моем… точнее, нашем деле, — сбивчиво заговорил он.

— Но ведь вы тут же начали мне рассказывать, не так ли?

— Я… знаете ли… мне трудно объяснить… — среди мучительного замешательства ему вдруг пришла в голову спасительная мысль. — Я сразу заметил ваше сходство с Его императорским величеством и тут же понял, что вы с ним состоите в родстве.