– Даже не пойму, как это случилось. Сижу себе вроде, а потом – хлоп, и я уже иду по проходу. Как будто меня кто поднял за шкирку и переставлял ноги, а я не могла остановиться. После этого ничего не помню. Так что, наверное, моя душа спаслась.

Анна Ли спросила с благоговением:

– А каково это – спасенной быть, Петси Мэри? Чуешь какую-нибудь разницу?

Петси Мэри прислушалась к себе и честно ответила:

– Не знаю даже… Но голова болеть перестала.

Мак захохотал, однако Норма ничего смешного не увидела.

– Нечего ржать, Мак. – Потом предупредила Петси Мэри: – Учти, если ты свихнешься и начнешь бормотать на непонятном языке, клянусь, я с тобой больше не разговариваю.

Встревоженная Анна Ли пристально вгляделась в лицо подруги:

– Ты не чувствуешь желания бормотать на неизвестном языке, Петси Мэри?

Петси Мэри прислушалась к себе.

– Вроде бы нет… пока.

Норма закатила глаза:

– Ну, отлично. Теперь придется следить за ней, как ястреб, день и ночь. Все ты виноват, Мак.

– Я? А чего я сделал-то?

– Если бы схватил ее, когда тебе сказали, она бы не дошла до спасения.

– Норма, я не мог. Она уже была у сцены. Сама-то чего ж за ней не пошла? Ближе ведь была, чем я.

– Ага, чтоб тетя Элнер сообщила маме, что видела меня? Хочешь, чтобы меня заперли дома до конца моей земной жизни? Ты же знаешь маман – она слетит с катушек, если узнает, что тетя Элнер ходила на религиозные бдения, не говоря уж о ее собственной дочери.

Вечеринка

На следующий день по пути на вечеринку, устроенную Анной Ли для Бетти Рэй, Норма заставила Петси Мэри пообещать, что если она почувствует себя хоть немного странно или у нее вдруг возникнет неодолимое желание бормотать на непонятном языке, она тут же уйдет.

– Если мы хотим на будущий год выступать в команде болельщиц, мы не можем себе позволить снова впасть в религиозный экстаз. – Потом попыталась прощупать почву с другой стороны: – Как сегодня твоя головная боль?