— Владимир Алексеевич, — говорил Орешников, — никогда не забуду, с каким уважением всегда произносил ваше имя Иван Егорович Забелин. Когда касались каких-либо чисто московских дел, частенько говаривал Иван Егорович: «Это надо проверить у Владимира Алексеевича. Память Гиляровского хранит такие подробности, какие ни из каких источников не извлечешь».

По воспоминаниям самого Гиляровского, Забелин, известный московский бытописатель и историк, не раз беседовал с ним.

Жаркие споры о русской литературе, о судьбах русской журналистики вспыхивали не раз в Столешниках за чайным столом.

Помнится, в одном из разговоров принял живейшее участие А. В. Круглов. Он подсел к столу в тот момент, когда В. А. Гольцев красноречиво рассказывал о том, как он редактировал газету «Русский курьер», имевшую определенный успех среди передовой интеллигенции Москвы. В этой газете сотрудничали известные писатели и публицисты. Когда Гольцев коснулся финансировавшего «Русский курьер» московского предпринимателя Н. П. Ланина, изготовлявшего прохладительные напитки, Круглов сказал:

— Правы вы, Виктор Александрович, когда справедливо и благодарно оценили значение газеты «Русский курьер» для развития нашей передовой московской журналистики, подчеркнули значение Николая Петровича Ланина, дававшего средства на издание газеты, бывшего в некоторых отношениях незаурядным человеком.

Мы, — продолжал Круглов, — не совсем правильно судим о деятельности Николая Петровича. Он, по моему убеждению, один из московских чудаков, которые много хорошего сделали для общества и не должны быть забыты последующими поколениями.

Николай Петрович все свои деньги израсходовал на издание прогрессивной газеты. Я отлично помню подробности ланинского обогащения. Совсем молодым он отправился за границу, чтобы изучить процесс изготовления шипучих напитков.

— Эту «шипучую» науку Николай Петрович хорошо постиг, — рассказывал Круглов, — начав изучение ее простым рабочим. В Москве он создал образцовое предприятие, скоро оцененное потребителями. Торговые успехи Ланина были результатом его знаний, предприимчивости, энергии. Свое дело Николай Петрович вел умно, настойчиво, хозяйственно. А как только у него появились свободные средства, он начал приобретать на них не особняки и имения, а пустил на издание газеты.

Не вам рассказывать, насколько трудно это в условиях нашей цензуры. Мы все хорошо знаем, с какими трудностями выцарапывается из лап цензуры всякая искренне написанная строчка.

Встреча в Столешниках Гольцева и Круглова вызывала разговоры и рассуждения об издателях, вспоминался пример бывшего богатого человека Вукола Михайловича Лаврова. Вспоминался и Иван Дмитриевич Сытин. Гольцев и Круглов сходились во мнении, что Сытин обладал природной сметливостью и расчетливостью, что большую роль в успехе его дела сыграли издания всякого рода сонников, письменников и многого другого, что стихийно поглощалось жаждущей чтения массой людей.

— Наверное, при рождении будущего издателя Сытина, — сказал Круглов, — около его люльки находилась какая-нибудь троюродная бабушка, нашептавшая ему о необходимости дать народу дешевые буквари. Такого везения, какое выпало на долю Ивана Дмитриевича, не было ни у кого из русских издателей, — заключал Круглов, а Гольцев добавлял:

— Разве что у хитроумного, смекалистого Алексея Сергеевича Суворина? Находчивая, изобретательная голова у этого петербургского издательского удачника!

Сидящие за столом ни в какой мере не разделяли линии, какую осуществляла основанная Сувориным газета «Новое время» но не переносили ее на оценку самого Суворина как умного книжного издателя.

— Мне много раз приходилось слышать лично oт Антона Павловича, да и сам я хорошо знаю, — говорил Александр Васильевич Круглов, — что Алексей Сергеевич и теперешнее «Новое время» не одно и то же. Несколько раз я слышал, не в редакции «Нового времени», конечно, а в огромном кабинете суворинской квартиры в Эртелевом переулке, как критиковал старик многое, что было напечатано в собственной его газете.

Это все, конечно, только к слову. Обоих — и Сытина и Суворина — я вспоминаю, — замечал Круглов, — только как пример везения и счастья в издательском деле.

Они вспоминали другого издателя — Ланина.

— У Николая Петровича Ланина, — рассказывал Гиляровский, — было настойчивое, может быть, даже маниакальное, желание создать в Москве честную прогрессивную газету. На это Ланин без раздумий отдал все, что имел. А ведь сколько газетных столбцов отдано было насмешкам и злопыхательству по адресу Николая Петровича как издателя газеты! Между тем многие наши писатели зарабатывали у Ланина на кусок хлеба. Многие здесь оттачивали свой язык, заостряли свое уменье служить народу честным, правдивым русским словом.

— Не надо забывать, что страницы газеты Николая Петровича дали жизнь первым росткам таланта Леонида Андреева, — не раз говорил Гиляровский. — Кроме судебных отчетов и небольших хроникальных заметок Андреев напечатал в «Русском курьере» свои первые фельетоны и рассказы, привлекшие внимание А. М. Горького, замеченные передовой читательской массой России.

Это немаловажная заслуга Ланина, и этого не надо забывать. В нашей литературной жизни, — прибавлял Владимир Алексеевич, — много гуляет апокрифов. Придется в них разобраться, когда будут писаться книги об этом времени. Неблагополучно в этом отношении с историей нашей журналистики. А материала ценного и нуждающегося во внимательном рассмотрении достаточно.

Землекопами и каменщиками, закладывающими фундамент большой русской журналистики, называл современных ему издателей А. С. Лазарев-Грузинский.