Слышится «Ave Maria» Гуно. Пламя чадит, как гнилая головешка.
Краглер
Анна
Краглер. Не знаю, о чем ты говоришь.
Анна. Ты не взлетел на воздух?
Краглер. Не понимаю тебя.
Анна. Разве тебе не прострелили лицо?
Краглер. Почему ты так странно на меня смотришь? Разве у меня такой вид?
Анна. Андреас!
Краглер. Да.
Анна
Краглер. Разве меня не было?
Анна. Вначале ты долго не покидал меня, твой голос звучал очень ясно. Когда я шла по коридору, я касалась тебя плечом, а на лугу ты меня звал под клен. Хотя они и писали, что тебе прострелили лицо и два дня спустя похоронили. Но однажды все переменилось. Когда я шла по коридору, он был пуст, и клен замолчал. Когда я выпрямлялась над корытом с бельем, я еще видела твое лицо, но когда на лугу я вешала сушить белье, я уже больше его не видела, и все эти долгие годы я так и не знала, как же ты выглядишь. Но я должна была тебя дождаться.
Краглер. Тебе нужна была фотография.
Анна. Я боялась. Я должна была бояться и ждать, но я — дурная. Пусти мою руку, я очень дурная.
Краглер
Анна. Да.
Краглер. Дай мне руку. Ты думаешь, я привиденье? Подойди ко мне, дай мне руку. Ты не хочешь подойти?
Анна. Она так нужна тебе?
Краглер. Дай мне руку. Теперь я больше не привиденье. Видишь мое лицо? Разве оно похоже на морду крокодила? У меня плохой вид. Я долго был в соленой воде. Во всем виновата багровая луна.