Солнце плавно скользило к зениту. Льюис прокладывал путь через Чипсы. Потратив около часа, он ушел всего на двадцать футов. Хью устроился поудобнее на платформе, упершись ногами в стену, и аккуратно, дюйм за дюймом потравливал веревку.

Специфика этого места вынуждала Льюиса подниматься без дополнительной страховки. Тревожило также то, что на этом отрезке маршрута имелось лишь ограниченное количество каменных сот, пригодных для закрепления крюка. Стоит нескольким из тех ячеек, которыми они пользовались прежде, прийти в негодность, и Чипсы Страха окажутся непреодолимыми. Тогда им придется либо самим строить «цыплячью лестницу» для преодоления своего собственного классического и все еще не оскверненного на этом отрезке маршрута, либо сдаться и оставить Анасази дожидаться альпинистов получше.

Льюис начал насвистывать — хороший признак. Для работы на крюках требуется не так уж много физических усилий, а скорее сильное напряжение нервов, переходящее затем, как правило, в полную беспечность. Стадию нервного напряжения он уже миновал. Хью уловил мелодию «Зеленые рукава». Конечно же, пятая гармоника. Пройдено тридцать футов.

Льюис сорвался.

Без всякого предупреждения вроде хруста ломающегося камня или звона падающего металла, никакой брани шепотом или вслух.

Возможно, пятнадцать фунтов мышц, которые он нарастил за эти годы, оказались чрезмерной тяжестью для Чипсов. Или же яд, впрыснутый Рэйчел, все так же действовал на него, несмотря на «Зеленые рукава». А может быть, настигающие незнакомцы отвлекали его, не давая сосредоточиться.

То ли крюк, то ли камень — что-то не выдержало. Льюис упал.

Его тело ударилось о край платформы и полетело дальше. Веревка, проходившая сквозь якорный крюк, резко натянулась. Хью швырнуло вперед, лицом прямо в скалу. Он увидел звезды — точь-в-точь как те, что сыплются из глаз персонажей мультфильмов.

И все кончилось.

Несколько секунд тишину нарушал лишь скрип натянутой веревки и страховочных ремней. Рюкзаки со снаряжением, свисавшие с якоря, прижали Хью к стене, как пара хулиганов. Хью держал Льюиса на весу, дожидаясь, пока он заговорит или хотя бы пошевелит ногами.

Льюис только что находился на тридцать футов выше платформы, а теперь оказался на тридцать футов ниже. Болтаясь в своей страховочной сбруе, он руками в кожаных перчатках прижимал веревку к груди. Когда он медленно поднял голову и посмотрел на напарника широко раскрытыми глазами, Хью показалось, что на его лицо надета маска енота. Шикарные солнечные очки, прикрывавшие от загара участок вокруг глаз, сорвались во время падения и канули в бездну.

Ничего страшного не случилось. Пролетев шестьдесят футов, ты разве что получал право похвастаться. В прошлом за обоими числились куда более впечатляющие падения. К тому же именно Хью происшествие обошлось намного дороже — так часто случалось со страхующими. Из носа (возможно, сломанного) текла кровь, капавшая красными бусинками на замотанные не успевшим еще очень сильно испачкаться белым лейкопластырем руки. Ладонь уже болела от внушительного ожога веревкой. В общем, все в порядке вещей. Он спас своего напарника. Все прекрасно.

Но, продолжая удерживать Льюиса, Хью заметил нечто такое, чего никогда прежде не замечал в своем старом друге. У Льюиса было тупое, ошеломленное выражение лица. Он не двигался. Он не помогал. Он неподвижно висел в своих страховочных ремнях.

— Ты ранен? — окликнул его Хью.

Льюис смотрел на него, размеренно мигая.

— Льюис?!

Льюис открыл рот. Это было его фирменным стилем: прийти в себя после происшествия и разыграть этакого шикарного мачо. У них имелась излюбленная реплика, а вернее, целая сценка, разыгрываемая с нарочитым акцентом. «Не бойтесь, я кайзер. Я зашел к вам только для того, чтобы вымыть руки». По легенде, эта фраза принадлежала немецкому сумасшедшему, получившему всемирную известность благодаря тому, что в 20-х годах умудрился убежать из трех психиатрических лечебниц. Забравшись через окно пятого этажа, он спокойно представился этими словами перепуганной кричавшей женщине, действительно вымыл руки, а потом съел кусок мыла. Это стало для Хью и Льюиса чем-то вроде девиза. Пусть ты болтаешься на веревке, пусть ты как следует приложился, но лица ты не должен терять ни при каких обстоятельствах: не бойтесь, я кайзер. Лучше всего получалось, если в кармане оказывалась какая-нибудь конфета, которую можно было демонстративно съесть.

Но этим утром никаких слов не прозвучало. Льюис висел молча и раскачивался, словно висельник в петле.

Хью уперся плечом в стену, чтобы немного облегчить тяжесть. Разбитый нос болел почти нестерпимо, из ноздрей на руки продолжали падать ярко-красные капли.

В конце концов Льюис все же заговорил.