И поэтому она была вынуждена подняться слишком высоко над последним вбитым крюком, держась за крупные кристаллы кварца, и уже почти дотягивалась до большой трещины. Она уже видела вершину. Возможно, это ее и подвело. Возможно, у нее слишком рано промелькнула мысль, что вершина покорена.

Как только они оторвались от ровной почвы, каменная скотина начала яростно сопротивляться, отстаивая каждый дюйм. Они делали все, что было в их силах, чтобы убедить себя и гору в том, что это всего лишь соревнование, а не война, что здесь нет ничего личного. И вот внезапно гора нанесла свой удар. Проявился территориальный императив каменной глыбы. Эль-Капитан ни в какую не желает сдаваться.

Часть ее мозга пытается детализировать опасности, сопровождающие это падение. Очень много зависит от состояния веревки, веса падающего предмета — она весит 108 фунтов — и дистанции падения. Слабой может оказаться любая составляющая системы: ролик блока, один из карабинов, крюки, веревка. Самое слабое звено в этой цепи — человеческое тело.

Оказавшись в горизонтальном положении вниз спиной, совершенно беспомощная, она смотрит сквозь все еще растопыренные пальцы. Веревка, как розовая змея, образует в воздухе над нею большие свободные петли. Сама же она плывет в необъятном воздушном пространстве.

Мимо проносится темный контур. Это в поле зрения попадает и исчезает бивак, где она провела минувшую ночь. Они хоть знают, что я падаю? На этой скорости лагерь оказывается для нее последним из ориентиров. Стена сливается в сплошное пятно. Волосы с вплетенными в них радужными бусинками хлещут ее по глазам.

Если не считать скрежета ее собственных зубов, она падает в полной тишине. Снаряжение не проявляет себя ни единым звуком. Даже ветер не свистит. О, донесся отзвук музыки, словно искра в мозгу. Босс, Брюс Спрингстин. «Филадельфия». Поцелуй Иуды.

Она падала много раз. Ни один альпинист, доходящий до такого уровня мастерства, уже не думает о том, что нужно, мол, считаться с притяжением земли. Просто учитываешь его как один из факторов. До нее вдруг доходит, что она считает удары сердца: шесть, семь, восемь…

Ее падающее тело начинает расслабляться. Наконец-то.

Веревочные петли расправляются. Веревка — ярко-розовая линия — занимает положение точно в центре ее неба. Страховочная беседка сдавливает ее тазовые кости.

Веревка резко натягивается, издав протяжный басовитый звук отпущенной тетивы лука.

Веревка подхватывает ее. Она обретает вес, огромный вес — целую тонну разрывного усилия.

Остановка — или начало остановки — делает ее кошмарно уродливой. Ее руки и ноги раскидываются в стороны, как у куклы. Она слышит, как скрипят ее позвонки. Голова откидывается назад, все тело сотрясается, как медуза, шея выгибается, открывая горло прямо к зениту, а потом она оказывается лицом к лицу с распахнувшейся внизу — за спиной — бездной.

В долине все еще совершенно тихо. Разгар осени. Листва сияет красным и оранжевым. Но в красоте ощущается голод. Пандемониум. Там тебя смогут проглотить заживо. Она отдергивает голову от гипнотизирующего зрелища. Подавляет его. Выключает.

Веревка. Она протягивает руку, чтобы схватиться за нее.

Вершина. Она заставляет себя сосредоточиться.

Устремив взгляд вверх, она вздыхает, это первый вдох с того мгновения, как она сорвалась, — жадный, захлебывающийся глоток воздуха. Она задыхается, как будто вырвалась на поверхность после долгого пребывания под водой.

Ее кулаки стискивают веревку. Солнечный свет окрашивает розовым скальные гребни. Она беззвучно ругается, она полна боевого духа. Они были уже так близко — оставались считанные часы. Падение дорого им обойдется.

Она ругает себя за спешку. Они рассчитывали закончить маршрут к ночи. Теперь у них оставался последний галлон^[2] воды, да и продукты они подъели почти до последней крошки. Они даже заранее отпраздновали свою победу. Тупицы. Вот и сглазили. Стена допускает движение только в темпе, установленном ею самой. Полная предвкушений, слишком сильно стремящаяся попасть на ровную землю, она чересчур засуетилась.

Она болтается на конце веревки.

Ее подбрасывает вверх и вниз над пропастью. Одиннадцатимиллиметровая веревка с оплетенным сердечником рассчитана как раз на такие вот случаи. Пятидесятиметровый кусок — стандартный канат, применяемый при восхождениях, — имеет прочность на разрыв до пяти тысяч фунтов. Исследователи пещер не любят «динамических» альпинистских веревок: на них слишком сильно болтает в темных бездонных шахтах. Зато для альпиниста эластичность — это все равно что рука Бога Спасителя.