– Она книжки для детей пишет, – уточнил текущее положение дел Лаврентий Павлович. – И Сергею их читает... дает почитать, чтобы, как говорит, понять, нравится ли это нынешней молодежи.
– Ну да, откуда Старухе-то знать, что молодежи нравится. А что пишет? Или это только сыну твоему известно?
– Да фантастику какую-то, про полеты в космос, про будущее... про счастливое будущее, я бы хотел до такого дожить.
– Как Уэллс что ли? Или как Жюль Верн?
– Британца она таким словом обзывает, что уж лучше бы просто матом. Она говорит что он.... нет, не помню, там что-то из латыни... А Жюль Верн – ну, немножко похоже. Тоже много такого, что детишкам науку понять помогает, и приключения... интересные приключения. Да, она сказала, что еще Конан Дойль похожие книжки писал.
– Про Шерлока Холмса?
– Нет, про профессора Челленджера. Обещала Сережке книгу найти и дать почитать. А меня попросила попросить перевести эту книжку переводчицу Волжину из «Интернациональной литературы», потому что, сказала, прежние переводы отвратительны.
– Взяла бы и сама перевела, – улыбнулся Тихонов, – все равно дома сидит, а языки она, небось, получше всяких переводчиков знает.
– Ей некогда, – нарочито «сурово» ответил Иосиф Виссарионович, – она коляски изобретает и вешалки. К тому же может она почерка своего стесняется, а у этой Волжиной он скорее всего профессионально-каллиграфический.
– Про Волжину не скажу, а Старуха пишет очень разборчиво. И очень, очень быстро – хотя временами кажется, что училась писать она... да, в Харбинской гимназии: когда она именно очень быстро пишет, то у нее и «яти» проскакивают, и «еры» в конце слов... иногда. Редко очень, но все же заметно...
– Мы не будем обсуждать ее школьную... жизнь. А вот по поводу книг для детей... Кто будет заказывать перевод этого Конан Дойля Волжиной? И не пора ли нам того же Жюль Верна снова детям дать? В хороших переводах, Лаврентий, ты, как будешь мимо проходить, спроси ее, какие переводы француза она считает лучшими. Думаю, что сделать такой подарок советским детям к началу нового учебного года...
– Не успеем за неделю.
– Но к Новому-то году успеем? А насчет того, что она написала, ты же читал то, что она Серго давала? Думаешь, стоит и ее книгу напечатать?
– Она пока еще до середины не дописала. Но если допишет, то почему бы и нет? Не знаю, как другим детям, а мне было интересно...
– Ну, для Старухи ты точно деть. Ладно, Валентин, по заводам – двум новым моторным заводам – готовь постановление, на заседании совнаркома еще раз обсудим и, надеюсь, утвердим. А по коляскам тогда... НТК без Совнаркома справится?
Разговор на совещании закончился книгами по понятной всем причине: книг в СССР печаталось много, благо с бумагой для издательств все уже стало довольно неплохо – но вот с «финансовой» точки зрения картина выглядела неприглядно. Потому что люди в своей массе большую часть книг попросту игнорировали, и до трети тиражей (а по некоторым изданиям и гораздо больше половины) попросту прямо из магазинов отправлялись в макулатуру. И особенно плохо дело обстояло с книгами для детей. Никому в руководстве страны «напрасно выкинутых денег» было не жалко, то есть было жалко, но все же не очень – но лично Иосифа Виссарионовича сильно беспокоило отсутствие интереса к чтению у людей. Главным образом, у молодых – тех, кто должен будет продолжать дело строительства социализма. А какое тут строительство, если молодежь читать не хочет и не стремится... ну хоть куда-то не стремится.
И он, запросив статистику по КОГИЗ, был вынужден согласиться с когда-то произнесенными Верой словами, что «Максим Горький – это дешевый популист, паразитирующий на советской литературе». Насчет популиста все же некоторые сомнения у Сталина оставались, а вот то, что из двухмиллионного тиража его книг, выпущенных в прошлом году, торговля реализовала от силы триста тысяч, а почти миллион экземпляров из изданных в предыдущие пару лет уже отправила на переработку, подтверждало ее мнение насчет «паразита». Но вот что дать людям вместо этого?
После нескольких дней раздумий он поднял трубку телефона:
– Старуха, не отрываю от важных занятий? У меня вопрос буквально на пять минут. Мне сказали, что ты там книги пишешь...