Платили все.

В результате в архиве появлялось два новых дела, а «на крючке у Мюллера» — два новых внештатных сотрудника. И никакой стрельбы, никаких драк, погонь и крови. Маржу (на последующей пьянке) делил старший по операции, не забывая, впрочем, о начальстве и «общаке».)

Сейчас же интонация шефа озадачила. Поразмыслив пару секунд, капитан собрал все свежие сводки, сложил их в папку, добавил в неё несколько чистых листов, поправил галстук, запер кабинет и пошёл по вызову.

В приёмной начальника управления «**» секретарша, с головой залезшая в монитор, мельком взглянула на посетителя, мотнула головой в сторону двери кабинета и обратно погрузилась в экран. Зиновьев условным стуком (два резких, но не громких, и, через секунду, третий; у каждого сотрудника был свой шифр стуков, так шефу удобнее) обозначил своё прибытие, дождался приглашения и открыл дверь.

Несмотря на открытое окно, в кабинете было накурено так, что хоть топор вешай. Дымить на рабочем месте неофициально разрешалось только сотрудникам от начальника управления и выше, и ещё в одной-единственной из десятка допросных, специализирующейся на некурящих пациентах. Сейчас же был явный перебор, а полковник, к тому же, раскуривал очередную сигарету.

Капитан, сколько помнил себя, столько помнил и полковника — тот был не частым, но самым почётным гостем в их доме. Родители, никому не позволявшие курить в квартире, в любой мороз безжалостно выгонявшие «куряк» на балкон, в гостиной всегда держали наготове чистую пепельницу: «а вдруг дядя Юра приедет?»

В этом не было лизоблюдства или подхалимажа: отец Зиновьева был знаком с Некрасовым ещё со школьных времён — сдружились на Всесоюзных математических олимпиадах, а на юниорских шахматных турнирах несколько раз сражались в финалах, с переменным успехом. Обоим прочили большое будущее в науке, но жизнь распорядилась по-своему.

Зиновьев-старший рано женился, пошли дети, потом слом времён… Не до науки стало и стране, и гражданам — дети кушать хотят постоянно. Молодая семья с грехом пополам получила институтские дипломы, безуспешно побарахталась в бизнесе, пока не прибилась на непыльную работу в госструктурах.

У Некрасова же профессия была на роду написана: коренной москвич; отец-комитетчик вышел в отставку генерал-майором; дед и вовсе — заслуженный работник НКВД, чудом проскочивший все чистки 30-х годов. Робкие попытки поговорить с родителями о карьере в науке были самокритично пресечены отцом: «Не родит свинья бобра!». Ведомственный институт открыл свои двери настежь.

И вот сейчас возможный (в другой жизни) доктор наук, а то и член-корр., этой самой наукой и занимался, только в другом русле. Впрямь, если не хотят делиться технологиями, даже за деньги — приходится их воровать.

Полковник кивнул головой на стул, жесты головой здесь в ходу и в почёте. Капитан сел на полумягкий стул, не откидываясь на спинку — ситуация не располагала к расслаблению — и внимательно смотрел на начальника. Тот молчал. В другой ситуации можно было полушутливо спросить: «Вызывали?», и обыграть ситуацию, однако, не сейчас.

Наконец, Некрасов задушил сигарету в переполненной пепельнице и сказал:

— Скажи мне, Женя, что ты знаешь об «эффекте Паиса»?

В папке, принесённой капитаном, ничего даже близко похожего не было. «Во влип!» — пронеслось в голове. Врать или придумывать было бессмысленно.

— … ничего.

— Плохо.

Так сильно Женечка не потел с момента, когда мама увидела выпавшую из кармана упаковку презервативов. Тогда ситуацию спас и разрядил папа, шутливо объяснивший жене, что той рано становиться бабушкой, и сын об этом заботится. А сейчас! Кто спасёт? Спасайся сам — молчи и внимай.

Дверь кабинета бесшумно открылась, секретарша внесла тощую папку, положила её на стол начальника, произнесла: «По теме», и быстро вышла.

Полковник открыл папку, в которой оказалось всего два листа, быстро просмотрел их и толкнул бумаги в сторону подчинённого.

— Вот! Галочка и то больше знает! А ты, ведущий специалист управления, с видами на должность заместителя начальника… Как мог такое пропустить?