Опять гудят ноги!.. Идет коммивояжер.
Очередная квартира… Молодая мама очень желает заказать цветной фотопортрет, но у нее нет фотографии ребенка.
Открываю сумку… достаю старенький «Зенит», прикрепляю вспышку.
— Хотите голенького?.. Лежа?..
Мама не знает, как лучше. Она знает только одно: ей хочется портрет… Хочется увековечить свое чадо.
Мне нравится фотографировать маленьких детей. Я вижу в них обмытые дождем зеленые яблоки, которых еще не коснулась червоточина.
Я люблю к ним прикасаться. От прикосновения к их телам у меня пропадает ощущение бренности жизни.
Подходит время обеда. Я доволен. У меня есть восемь заказов. Правда, ноги у меня болят, но это не беда. Похуже то, что после рабочего дня в моей голове образовывается пустота и начисто пропадает желание разговаривать. Вот только эта профессио нальная фраза: «Здравствуйте, мы из быткомбината». Иду по дороге и без надобности шепотом ее выговариваю.
— Н-н-н-ничего, так и должно быть, — успокаиваю я себя, — ведь я — коммивояжер.
У меня в кармане всегда есть деньги. Это подозрительно и непривычно для окружающих. Это обстоятельство необходимо скрывать. Когда у российского мужчины в кармане скапливается больше пяти рублей, это уже должно настораживать. Семья — ячейка государства, а разбазаривать государственные деньги не положено! Ну а если говорить серьезно, причина элементарно простая — мизерные заработки. И еще: наши мужчины смирились с тем, что их считают потенциальными пьяницами. Двух этих факторов вполне достаточно, чтобы приличные деньги водились только в снах. Что касается чековых книжек, привычных во всем мире, я считаю такую рекламу на экранах наших телевизоров издевательством над многомиллионным народом!
У меня обед. Я устало бреду среди похожих друг на друга, как близнецы, домов в надежде отыскать закусочное заведение.
Ресторанов в рабочих кварталах, как правило, нет. Остается только отыскать столовую или кафетерий. Наконец, через двадцать минут тщательных поисков, вижу стандартный дом, на первом этаже которого висит изъеденная ржавчиной вывеска:
«Столовая № 7».
В зале не раздеваются. Стоит зловонный залах подгоревшей пищи. Толпятся люди в рабочей одежде.
Я занимаю очередь и еще через полчаса получаю кровавокрасный свекольник и шницель с вермишелью, слипшейся в один комок.
Еще я беру горячий чай. Горячий чай, что может быть лучше, особенно если делаешь ставку только на него.
Я проглатываю обед и ощущаю, как он чугунной болванкой оседает в моем желудке. Остается только закурить. Но в процессе рабочего дня я никогда не курю.
Поиски столовой и сам обед заняли у меня больше часа. Интересно, как выкручиваются рабочие? Впрочем, у них не зарплата, а зря плата — вспомнил и успокоился.
После обеда ужасно не хочется работать. Мучительно пропускать через себя весь психологический процесс набора. Но стоит начать, все пройдет буквально через несколько минут. Ура! Прошло!.. Я собираю волю в кулак и направляюсь в микрорайон продолжать работу.
Тяжесть в желудке не проходит. В этом нет ничего удивительного. Когда я представляю, что творится в моей утробе после попадания туда хлебного шницеля, сгустка вермишели и кислого свекольника, я успокаиваюсь. Все так и должно быть.