— Ты просто не знаешь… — усмехнувшись, я отставляю в сторону бокал. — Всё это время я билась, выгрызала возможность стать такой, какая я есть. Не зависеть ни от кого, рассчитывать только на себя. Не притворяться и не подстраиваться. Не делать того, чего не хочу. Вот только… представь, какого это в один миг осознать, что все мои достижения воплотились не благодаря, а вопреки. Вопреки его последним словам, назло. Лишь бы доказать, что это не я истеричка, а он идиот.
— И? — Мой монолог оказывается настолько не впечатляющим, что Кир делает ещё глоток чая.
— Ты серьёзно?!
— Абсолютно. Пойми уже, Алис, — он подаётся вперёд, — все эти причины-следствия могут катиться к чёртовой матери. По факту важно лишь то, можешь ты без него или нет! И всё вот это «не могу» и «нельзя» — оправдание для трусов, потому что безвыходных ситуаций не бывает.
— А как бывает? — Сложный разговор, неприятный, вот только глаза то и дело соскальзывают на невозмутимый огонёк, которого нет.
— Как бывает? — эхом отзывается Кир. — До кретинизма просто. Хочешь угадаю, что тебя нервирует больше всего? — В нём превосходство, но какое-то мрачное. — Твоя мифическая свобода, которой ты так дорожишь. И я тебя понимаю, в моём прошлом все это уже было, только с головой у меня было похуже. И подсказать оказалось некому.
— Это другое. — Вибрация, светящийся экран и всего лишь реклама очередного магазина.
— Тоже самое, — добивает он. — Посмотри — я свободен. Раз и навсегда свободен от единственной женщины, которую любил. Свободен от воспитания сына. Свободен от обязательств. Вот только знаешь, лучше сдохнуть, чем иметь такую свободу.
Атмосфера за столом воцаряется такая, что, направившийся было к нам, официант меняет курс.
— Ты боишься, — вздыхает Кир и накрывает мою, сжатую в кулак, ладонь, — и это нормально. В твоих условиях нормально, но, Алис… Может, я всё-таки старею и выживаю из ума, однако мне хочется видеть тебя счастливой. Как сегодня, а не как несколько месяцев назад.
— А если не получится? — я опускаю глаза на наши руки.
— То я всегда рядом и навечно свободен, — насмешливо хмыкает Кир. — Помнится, одно время ты собиралась за меня замуж, если не срастётся до тридцати…
— За тебя замуж? — улыбаясь, я качаю головой. И поднимаю взгляд. — Прости, но свою кандидатуру с этих торгов я снимаю.
— За кого тогда?
А, действительно, за кого?..
Сегодня прохладно, но мне хочется прогуляться, поэтому Кир высаживает меня за несколько кварталов от «Саркани». Как раз столько, чтобы проветрить голову, но не успеть замёрзнуть.
Ещё только октябрь, а большая часть листьев уже лежит под ногами, и их сухой шелест напоминает о детстве. Мама любила гулять. Хмыкнув, я поддеваю носком сапога огромный жёлто-коричневый лист. Она много чего любила. Возможно и нас, но её приоритетом мы так и не стали. А что люблю я?
Себя.
Логичный ответ той, кто всю жизнь считала себя эгоисткой. Собственно, всё ещё считаю, и никто не сможет убедить меня, что это плохо. Совсем нет, вот только… Во мне снова просыпается что-то, что раньше заставляло дарить родителям самодельные открытки на дни рождения, а каждый год в день их годовщины готовить завтрак. Сначала, по малости лет, криво-бутербродный, после — более серьёзный и временами даже изысканный.
Как давно это было.