Я перевел ей деньги, как и добавил три марки на чай. Термокружку убрал в пустой карман-подсумок на боку. И нарочито медленно засобирался, вызвав небольшой переполох в стане бандитов.

Первым, ни на кого не глядя, поднялся главарь, и чуть покачивающейся походкой направился к дверям. Через минуту я кивнул Данди, выходя из заведения, краем глаза отмечая, как встал и Доктор со своего места, охранник с улыбкой вернул мне жест.

Людей, пока шел до арки, не встретил. Несмотря на химию, которая за последние пару земных суток стала доминирующим компонентом в моей крови, было откровенно страшно. Хорошо до мандража дело не доходило, но иногда пробирало до глубины души от осознания того, что вот сейчас, через какую-то минуту все начнется. Насчет дверей я оказался прав. Успел заметить, как атаман юркнул в них, оставив чуть приоткрытыми.

Звук шагов позади меня стал быстро приближаться.

Все! Хватит! Полетели!

Я развернулся, дружелюбно улыбаясь, и спросил, хлопнув себя по животу ладонью, перемещая ее ближе к рукояти «Палача»:

— Мужик, спичек не будет?

До пациента оставался всего лишь метр с небольшим. Тот заходил слева, правая рука прижата к боку, в ней «шило». Ему оставалось сделать пару быстрых шагов, затем ткнуть меня в бок несколько раз. И подхватить, словно любящий брат, под плечи, оттаскивая к калитке, в которой и скрылся главарь шайки.

Убийца замешкался ровно на секунду, даже автоматически по карману штанов левой хлопнул, но мне хватило этого «системного сбоя». Шаг вперед, выдернул нож одним слитным движением, сэкономив доли мгновения из-за близости рукояти, и всадил сразу оружие по самую рукоять в грудь шакала. Бил сильно и мощно. Однако или угодил между ребрами, или для такого клинка они особым препятствием не стали. Потому практически без сопротивления лезвие вошло в тело.

Едва повторно не ударил, однако, появившийся тут же рядом кристалл и какая-то сиреневая в прожилках полусфера, засвидетельствовали лучше всякого патологоанатома смерть пациента.

Отлично!

А теперь бегом, бегом!

Десяток, а может полтора, огромных длинных шагов почти прыжков, за это время успел достать термокружку, и отвернуть крышку. Дверь враг уже прикрыл, но после трех ударов по ней, она стала распахиваться наружу. Появилась подлая рожа главаря. С появляющейся гримасой удивления, граничащего с изумлением, рот начал открываться. А правая рука, будто в замедленной съемке, пошла к поясу, но до рукояти кинжала не успела добраться, потому что я от щедрот, сразу выплеснул содержимое сосуда в лицо гада.

Он взвизгнул как-то по-бабьи, и инстинктивно закрыл лицо и глаза, обеими руками. Затем завыл, забыв об оружии, а я уже неуклюжим ударом ноги отправил его в глубину двора, прыгнув следом. Здесь резким движением, будто всю жизнь этим и занимался, за шиворот повалил атамана на землю, и воткнул лезвие сверху куда-то в лицо. Как оказалось, пригвоздил ладонь к глазу. И тоже, особых усилий не пришлось прилагать, отчего-то мне всегда думалось, что не столь хрупки человеческие кости и ребра. И скотину доводилось резать не раз: и свиней, и быков.

По телу пошли судороги, появился кристалл и красный цилиндр.

И этот готов — как-то отстранено констатировал, бросаясь с ножом в руке в арку. Здесь схватил под мышки убитого ранее, желавшего моей смерти бандита, потащил по мостовой, оставляя четкий след. Думая о том, как бы ни запачкать обувь кровью урода, который на нее глаз положил. Настоящие сапоги-убийцы — второй труп из-за них, а в сказках обычно — добрые скороходы.

С матом и такой-то матерью перевалил через высокую подворотню Дока или, как я его называл про себя — Доктора, и бросил рядом с телом начальника. И вновь короткая пробежка.

Подобрал на месте не совершенного преступления кристалл, сферу и шило, хотя так назвать это орудие можно было сгоряча. Или образно. Потому что у меня в руке оказался длинный тонкий стилет. «Классический», можно сказать, атрибут убийц из средневековья, который разрекламировали различные сериалы. Излюбленное оружие коварных придворных дам и таких же аристократов, к которым нельзя было поворачиваться спиной. Но именно таких подлых сук отчего-то любила публика.

Этими мыслями гнал от себя другие — тяжелые, как и пытался загасить в душе восторг. Нет, не от того, что лишил жизни двух человек, пусть и киллеров, а от того, что смог сделать… Стоп! Пока не смог! Пока можно употребить слово — «почти», потому что оставался еще один. И самый трезвый из троицы. Как его звали? Хруст?

И так, что за шар и что за цилиндр?