Я уставилась в окно, но взгляд помимо воли то и дело соскальзывал и останавливался на руках босса, небрежно обхватывающих руль. Тихонько лился густой хриплый джаз, мужские пальцы скользили по кожаной оплетке, отчего мутилось в голове, спине становилось холодно, а живот сводило, как на каруселях. Я с трудом отворачивалась, прижимаясь лбом к прохладному стеклу.

Но все рано или поздно заканчивается. Машина притормозила возле моего подъезда. И я заторопилась выйти. Так заторопилась, что уронила на пол сумочку. По закону подлости она была не закрыта. И упала, конечно же, молнией вниз, так что расческа, тушь, помада, телефон и пластиковые карты мгновенно рассыпались по полу.

– Ой!

Я принялась собирать свое добро. Вы когда-нибудь пробовали, сидя в машине, подобрать что-то с пола? И даже не что-то одно, а хороший десяток всякой мелкой ерунды… Если пробовали, то вы меня поймете, а если нет, никогда не пробуйте.

Кроме косметики, законно занимающей место в моей сумке, на полу оказались заколочки, какие-то чеки, несколько бусин и – о боже! – отвертка. Вот я уверена, ничего подобного я туда не складывала, оно завелось само!

Содержимое сумочки, казалось, нарочно ускользало из моих пальцев, норовя закатиться под коврик или скрыться в неизвестном направлении. Мне пришлось наклониться ниже, потом еще ниже, а потом и совсем низко. И когда последние экспонаты этой странной коллекции уже почти были призваны к порядку, случилась настоящая катастрофа…

Особо рьяно потянувшись, кажется, за тушью, я изогнулась, и платье не выдержало. Треснуло и разошлось по шву. И в самом неожиданном месте – на груди, ровно посередине. Я посмотрела вниз и ахнула.

Гадкий шов совершенно расползся до самой талии, грудь вывалилась наружу, прикрытая тонюсеньким бюстгальтером из прозрачной сетки. Специально надела такой, чтоб не выступал из-поз легкой ткани. Он и не выступал. Зато сейчас больше демонстрировал, чем прятал. Ужас какой… Изнутри поднималась жаркая волна смятения, стало трудно дышать.

Вот тебе и субординация.

А ведь все так хорошо начиналось. Мне удалось показать себя вполне расторопным работником в первой половине дня. Но зато во второй… Я успела нарушить режим работы, забраться под стол и подслушать личный разговор босса, едва не облить его кофе и – вишенка на торте – оказаться у него в машине почти раздетой.

– Извините, – прошептала я, понимая, что извинениями делу точно не поможешь.

Я выглянула из окна машины и увидела то, чего боялась. Бабушки из нашего подъезда небольшой стайкой сидели на скамейке, радуясь теплому летнему вечеру и с нескрываемым любопытством разглядывая шикарный автомобиль, который остановился в нашем далеко не шикарном дворе.

Я стянула руками половинки платья на груди, пытаясь закрыться от посторонних взглядов – слева моего босса, а справа – самопровозглашенного комитета по морали и нравственности.

Ничего толкового из этого не получилось. Теперь, когда грудь вырвалась на волю, я вообще не представляла, как утром смогла уместить ее в таком тесном платье.

Александр Анатольевич вздохнул и начал расстегивать пиджак. От неожиданности я застыла и даже перестала придерживать платье на груди. Это еще что такое? Он из чувства солидарности со мной тоже решил раздеться?

– Что вы делаете? – пискнула я враз пересохшим горлом.

Александр Анатольевич ничего не ответил. На лбу его блеснула испарина. А-а, ему просто жарко… Наверное. Надеюсь, рубашку он оставит? И все остальное? Босс молча снял пиджак и протянул его мне.

– Надевайте.

Голос его показался странным, но задумываться было некогда. Я благодарно схватила пиджак. Нырнула руками в огромные рукава, запахнулась так, чтобы закрыть неприличный беспорядок в одежде, цапнула сумку и вышла из машины. А следом за мной вышел и босс.

– А вы куда? – глупо спросила я.