– Всех убью, один останусь! – Мощный голос министра Белякова смог бы перекрыть и орудийную пальбу. – Круши в хузары!

Артиллерист всегда одобрял Александра Федоровича как человека солидного, обстоятельного и справедливого, поэтому долго не раздумывал, а подхватил лопату и широкими скачками кинулся на шум разгорающейся рукопашной схватки.

– Руби их в песи, братцы!

– Мать твою об якорь и ей же им же! – выдохнул Денис Давыдов, пропуская над головой приклад допотопной фузеи, и в ответ достал обидчика по ногам кончиком короткой абордажной сабли. Хотя та носилась исключительно для форсу, но в бою оказалась куда как сподручнее длинной шпаги.

Впрочем, полуторааршинный вертел, которым орудовал громко матерящийся Александр Федорович Беляков, тоже имел определенные достоинства. Интересно, как он в темноте отличает своих от чужих? В то, что министр бьет всех подряд, верить не хотелось. Сам лейтенант действовал от обороны, да и то пару раз в последний момент чудом получалось сдержать удар, поворачивая клинок плашмя. Ничего, дубовая голова от тренировок только крепче становится.

Но все же что за сволочь осмелилась атаковать со столь бесцеремонной и удивляющей наглостью? Стрелки из них аховые, из тех, что в привязанную корову с трех шагов промахнутся, но свистящие пули весьма неприятно действуют на нервы. А вот в ближнем бою опасны. И в первую очередь многочисленностью.

По спине холодок – верное предупреждение об угрозе сзади. Поздно! Что-то тяжелое прилетает по затылку, и лейтенант молча падает лицом в истоптанную траву.

– Ах ты бляжонок! – Хлесткий шлепок лопатой по лицу снес лоцмана, примеривавшегося добить Давыдова гирькой на цепочке. – Мне твоя рожа никогда не нравилась!

Антипенков вложил в удар всю силу, помноженную на обиду, – именно Митрий уговорил взять те злополучные гранаты. Теперь стало понятно, что таким образом хотел дать знак своим… этим… как их там… сподвижникам.

Вспыхнул яркий свет. Это часовой на «Гусаре» прекратил стрельбу и наконец-то догадался зажечь прожектора. И чего столько времени телился, черт безрукий? Там и делов-то всего – дернуть за веревочки. Дальше кремневый замок уже сам запалит уходящую к фитилю огромной свечи пропитанную пороховой мякотью нитку.

Вот сейчас, когда враг освещен, стало малость веселее. Шаг вперед, вогнать под подбородок супостату железное острие лопаты, следующего наотмашь по колену… еще одного возвратным движением черена под дых… добавить чуть ниже затылка. Однако не хуже ружья со вбитым в ствол багинетом.

– Пригнись! – Крик Белякова заставляет упасть на четвереньки.

Ни хрена себе! Если в России все министры так ловко бросают топоры, то Отечество может спать спокойно.

– Спаси тя Господи!

– Сочтемся! – При освещении в профиль улыбка Александра Федоровича кажется кровожадным оскалом. – На том свете угольками расплатишься!

Но министр на тот свет не торопится – вертелом отбивает чужую саблю и в ответ бьет сам, втыкая свою импровизированную шпагу нападавшему в живот.

– Сзади! – Антипенков возвращает долг.

– Ага! – Беляков бросил попытки вытащить застрявшее оружие и встретил противника кулаком. – Ох, бля…

И тут все разом закончилось, так же неожиданно, как и началось. Сержант огляделся с немым вопросом в глазах – ну, где?

Противный скрежет, доносившийся откуда-то слева, заставил лейтенанта очнуться. Страшно болел затылок, руки и ноги отказывались повиноваться, глаза застилала кровавая пелена, и подозрительно пахло свежевырытой землей.