Звезда Тера безошибочно вела меня среди зигзаговидных останков стен. Ветер прекратился, будто его никогда и не было, исчез туман, расступились тучи, но дождь не прекратился. Да, под палящим солнцем с безоблачного неба на меня обрушился целый град дождевых капель. Происходящее злило, а усиливающийся с каждым шагом треск в ушах заставлял возненавидеть всех и вся! Но я продолжала идти, прислушиваясь к своему амулету. Ромб совсем близко! Но где же он, ненаглядный?

«Нашла!» – чуть не крикнула я, разглядев переливающийся всеми цветами радуги ромб в руках Патрика.

– Нет! – в крик вложила всю свою обиду и злость. – Его я нашла!

Галлахи вздрогнул от неожиданности, но быстро собрался и поправил круглые очки. Он осмотрел меня с ног до головы, особенно долго взгляд его застрял на ногах. Особенно на левой, так вульгарно торчащей между лоскутов юбки и открывающей взору не только белый чулок на подвязке, но и телесного оттенка коротенькие панталоны. Патрик громко вдохнул через рот и ещё раз поправил свои очки, прошёлся дрожащей пятернёй по волосам.

– Прости, – до него всё же дошло, что в такие моменты следует смутиться и оторвать столь жадный взгляд, да посмотреть ещё куда-нибудь.

Патрик решил, что лучше всего просто взглянуть повыше, но и здесь его глаза зацепились, лишь только под самой грудью окончился корсет, а всё ещё не высохшая блузка выдала пунцовому юноше очертания бюстье, надетого под неё. После того, как и я поняла, куда столько продолжительно смотрит Галлахи, цвет моего лица также изменился, а по щекам разлился такой жар, что солнце позавидует.

Патрик пришёл в себя первым. Он резко вскинул руку, и его медальон со звоном врезался в землю, раскрывая пасть теневого монстра. Галлахи шагнул внутрь, оставляя меня одну.

Незадолго после в небе загорелся выпущенный директором сигнал, призывающий возвратиться в актовый зал. Но как? Медальон потерян. Осознав своё положение, я удивила себя безудержным смехом. По щекам покатились слёзы, всё тело трясло, а я хохотала так громко, что спугнула незамеченных ранее птиц. Стайка стремилась убраться подальше от чокнутой девчонки, потревожившей их отдых. Чокнутая – она же я, отсмеялась и добралась до кирпичного угла, села между прохладных стен и уставилась на кусок чудом сохранившегося потолка. Я подобрала под себя перепачканные ноги, обняла себя и задумалась: как же выбираться?

Стоило лишь на секунду задремать, как по макушке прилетело кусочком отвалившейся штукатурки. Я громко взвизгнула и подскочила с насиженного места.

– Вот она! – услышала секундой позже.

И ко мне подскочил директор вместе с химиком. Джонатан Эклунд стянул с себя чёрный камзол и укутал в него меня.

– Почему ты не вернулась? – ласково спросил учитель.

Я взглянула на него и поджала губы, понимая, что ещё мгновенье и рискую расплакаться. Но разве можно унижаться до такого перед учителями?

– Ответь же, – не менее ласково попросил Курт Вольф.

– Я медальон потеряла, – шепнула еле слышно.

Эклунд наклонился к моему лицу, чтобы расслышать, и успокаивающе погладил по спине.

– Ничего, – он продолжал гладить.

И слёзы закрыли от меня двух мужчин, а вместе с ними и сад. Я нагло уткнулась носом в грудь химика и громко разревелась. Он потом ещё долго утешал меня, сначала в саду, а потом, когда директор раскрыл портал и все мы шагнули внутрь, продолжал утешать в директорском кабинете. Меня усадили в мягкое кресло и вручили широкую чашку со сладким крепким чаем. Камзол химика всё ещё отяжелял мои плечи, а Джонатан сидел на стуле рядом и всё говорил, говорил… Какой же он порой бывает нудный!

– Я вызвонил её родителей. Обещали скоро забрать, – сказал директор. – Последи за юной Ванвиссер до их прихода.

И смылся. Только дверь и хлопнула, а вслед за ней послышались быстрые удаляющиеся шаги. Лицо Эклунда вытянулось, учитель явно не ожидал от Курта Вольфа подобной подставы. Я хмыкнула и пригубила остывший чай. Вкусный, ромашковый, только с мёдом переборщили. Как два истукана мы с учителем глазели друг на друга, пока я не решилась спросить о победителе.