– Тысяч девятьсот шестого.
– Вот и пиши дальше: Тысяча девятьсот шестого года рождения…
Через пять минут расписка была написана. Пётр промокнул пресс-папье, ещё не успевшие просохнуть чернила, и передал тетрадный листок майору.
– Очень хорошо! – удовлетворённо произнёс тот. – Ты это правильно, что людей ловишь на их слабостях. Это очень полезно – всюду иметь своих людей, и чтобы у них обязательно был какой-нибудь изъян, на который, при необходимости, можно было бы надавить. Никогда ведь не знаешь – кто из твоих людей в следующий момент сможет выкинуть какой-нибудь фортель! А так, вот есть расписка – есть и крючок. Так что добро пожаловать во враги народа, бывший старший лейтенант!
– А ты-то сам ведь в майорах МГБ ходишь? – с сомнением спросил Пётр.
– С волками жить – по волчьи выть, бывший старший лейтенант! Не так ли?
– Похоже, что ты прав, майор.
– Запомни, я всегда прав, бывший старший лейтенант! А у этих глупых краснопузых я ещё генералом МГБ стану! – рассмеялся майор и протянул новоиспечённому «врагу народа» небольшую, но увесистую пачку денег. – Вот тебе, для начала. Приоденься, дочке гостинцы отвези! Она ведь у тебя в детском доме сейчас находится? Так что мои крючочки работают. И не смотри на меня волком – не поможет! Пока ты с нами – с твоей дочкой ничего не случится! Можешь её даже домой привезти, но не дай тебе Бог – попытаться меня обмануть. Завтра будь дома, к тебе придёт мой человек. Он предложит тебе для покупки довоенную мужскую тройку из тёмно-синего твида. С ним получишь дальнейшие инструкции и документы, которые тебе нужно будет доставить в целости и сохранности по адресу, который тебе укажут. Пакет не распаковывать! Узнаю – убью! И это не просто гипербола. Не сомневайся! Убью самым натуральным образом и не смей больше пить! Теперь ты на работе!
Глава 13. Курьер
Майор ушёл. Пётр повертел в руках пачку денег, бросил её на стол и усмехнулся: «Вот ты и „продался“, товарищ старший лейтенант! Теперь нужно узнать у кого находится архив Абвера – у Ташкента или, всё-таки, у майора, а заодно разузнать насколько они тесно меж собой связаны. Но это всё потом, а сегодня устроим прощальный обход: вначале – к матери, потом – к Тимофеичу, а напоследок – к Анастасии Павловне».
Для детдомовцев Пётр решил, в меру своих возможностей, устроить самый настоящий праздник. Набрал большие кульки леденцов, печенья, а также: чай и сахар. Покупать пришлось на рынке. Цены заоблачные, но что такое деньги, если ты едешь в гости к детям. Получилось великолепное, сладкое чаепитие под весёлый гомон детей. Воспитательницы пытались их хоть как-то урезонить, но куда там. Дети – есть дети. Вдоволь наговорившись с Марией и наигравшись с детьми, он покидал их, а в это время малышня гроздьями висели на окнах и всё махали, и махали ему вслед, пока он совсем не скрылся из виду. Мария тоже стояла у окна вместе с малышами. Она с удовольствием помогала персоналу детского дома и возилась с ними с утра до вечера.
Тимофеич же в госпитале не унывал. Его дела шли на поправку, и врачи уже обещали, что скоро выпишут его на службу. Старый солдат радовался, словно ребёнок конфетке. Он был просто счастлив от того, что скоро вновь сядет за руль своего родного автобуса. Тимофеич и Пётр прогуливались во дворе, совмещая полезное с приятным, если считать прогулку полезным мероприятием, а беседу – приятным. Старый солдат сильно расстроился, когда узнал, что Петра выгнали из уголовного розыска и исключили из партии. Но, внимательно посмотрев ему в глаза, покачал головой и тихо сказал:
– Что-то ты мне не договариваешь, Пётр Иванович! Я сердцем чувствую, что это всё сделано не просто так, а для какого-то очень важного дела. Только вот не знаю для какого именно, но спрашивать тебя об этом не буду, потому что знаю, что ты мне всё равно ничего не расскажешь.
Пётр благодарно посмотрел в глаза Тимофеичу и лишь спросил:
– А могу я к тебе обратиться, если мне, вдруг, в Ленинграде понадобиться помощь твоя помощь?
– Вот здесь, и не сомневайся, Пётр Иванович! Что я совсем без понятия что ли? – обиженно ответил тот. – Сам сколько раз ходил за линию фронта, языков брал. Так что – в курсе.
– Ты не обижайся, Тимофеич! Придёт время, и ты обязательно всё узнаешь!
На прощание мужчины крепко обнялись и Пётр, не оглядываясь, пошёл прочь. Старый солдат долго смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за вековыми деревьями. Они каким-то чудом уцелели во время блокады под градом фашистских бомб и снарядов.
– Береги себя, Пётр Иванович! – тихо произнёс Тимофеич и незаметно для прогуливающихся пациентов госпиталя перекрестился.
Анастасия Павловна жила на Стрелке Васильевского острова, и Пётр решил пройтись пешком по Невскому проспекту, мимо сада Зимнего Дворца. Он понимал, что скоро ему придётся покинуть Ленинград. И никто ему не мог сказать – на сколь долго. Теперь его город был знаком ему в двух временных ипостасях, а от того он стал для него ещё роднее. Мимо проехал трамвай. Он громко, протяжно звенел, распугивая зазевавшихся прохожих и подгонял вставшие на его пути машины. Пётр с надеждой посмотрел на окна трамвая, но там не было девушки, так похожей в этом новом старом мире на его жену. Остановился у пустой витрины магазина и, по давно выработавшейся привычке, осмотрел отражающуюся в ней улицу. Его внимание привлёк знакомый парнишка. Это был тот самый, который завлёк его в логово Ташкента. Воришка не ожидал, что его объект наблюдения резко остановится и нервно закрутился на месте, не зная, что ему предпринять. Пётр снял с головы кепку, поправил непослушный чуб рыжих волос. А парнишка, наконец, надумал рассматривать листочки на доске объявлений. Время от времени он бросал взгляды по сторонам. «Умеешь ли ты читать, «топтун»? – подумал Пётр, одел кепку и ещё раз посмотрел через витрину на парнишку. Рядом с доской объявлений остановился полный мужчина в дорогом пальто и кожаным портфелем в руках. Воришка внутренне разрывался между своим заданием и соблазном обобрать состоятельного прохожего. Воришка бросил испытующий взгляд на Петра и решил, что успеет сделать и то, и другое. Через пару секунд он уже пристроился к карману своей жертвы. Пётр усмехнулся и посмотрел на стайку весело переговаривающихся девушек. Они как раз шли мимо него. Опер наклонился, будто поправляет штанину и, используя девчат как стену, проскользнул вместе с ними до ближайшей подворотни. А в Ленинграде подавляющее число дворов в старых районах – сквозные, с хитрыми переходами. Пётр знал Литейный и Невский, как свои пять пальцев. Он всё своё детство провёл на этих улицах и провести-вывести мог кого угодно. Через короткий промежуток времени он уже наблюдал за пацаненком из подъезда соседнего дома. Воришка только-что удачно пополнил свой бюджет, а незнакомый мужчина прочитал интересующую его заметку, и теперь уходил прочь. Тот так и ничего не заметил, а пацанёнок радовался этому обстоятельству. Весело насвистывая он обернулся…, но Петра уже не было. Воришка затравленно огляделся. Оглядел Невский проспект и в одну, и в другую сторону. Затем метнулся в ближайший переход, потом в другой. Снова выскочил на проспект и побежал в сторону Дворцового моста. Теперь Пётр вышел из подъезда. Проводил взглядом убегающего парнишку и направился к остановке, к которой как раз подходил трамвай. Вскочив на подножку, он протиснулся в середину вагона.