Поудобнее уложив сумку рядом на сиденье, я ощутил злую досаду. Ч-черт! Неужели это так сложно – нашить нормальной обуви, нормальной одежды? В СССР делают лучшие в мире самолеты, ракеты и танки, так неужели не справятся с сапожками на молнии? С теми самыми сапожками, которые впервые пошили у нас! Я медленно выдохнул, советуя себе не ерепениться.

Плановая экономика – это мощно, она управляема и способна исполнить любой проект. При Сталине никто не совершенствовал наше народное хозяйство, не до того было. Сначала индустриализация, без которой мы не выиграли бы войну, потом всем миром восстанавливали порушенное, а чуть позже один лысый… мнэ-э… ну, скажем, пень загубил даже то хорошее, что было.

Косыгин вроде как пытался рыночные формы ввести, но их сильно урезали. Тем не менее «косыгинскую» пятилетку 1965–1970 годов не зря прозвали «золотой». Но!

Не все так просто.

С далеких 30-х годов в планировании зрели очень и очень серьезные проблемы. Хорошо было при Ленине! Тогда жесткий план распространялся всего на двадцать важных продуктов. К 1953 году их число выросло в триста раз, а к 1990-му – в миллион! Никакие Госплан с Госснабом не могли справиться с этим колоссальным валом. Насытить планирование мощными ЭВМ? Да, это поможет вести учет и спускать директивы. А что делать с директорами, которые скрывали от начальства реальные возможности своих предприятий? Все скрывали! Поголовно! Занижали мощности на пятьдесят, а то и на семьдесят процентов! На Колыму их? Или сразу «10 лет без права переписки»?

А с безналом как быть? С этим вообще мрак. Безналичный денежный оборот в СССР – это виртуальная реальность, настоящих рублей там нет, сплошные расчетные единицы. И что делать?

Как нам умудриться и социализм сохранить, и народное хозяйство не развалить, по примеру «святых 90-х»?[25]

Я усмехнулся. Нам… Пока что ты один, Миха, и до великих перемен, как до Луны пешком. А это как сказать!

Я еще только готовлюсь, а ведь уже кое-что поменялось в этом прекрасном, страшном, милом, безумном мире. Ведь если бы я не подоспел вовремя, Марину убили бы, она просто истекла бы кровью. Или спасение человека не считается достижением в глобальных масштабах? Губы мои будто сами улыбнулись – без «Роситы» стало бы тусклее жить.

Я не влюбился, нет, но привязался – это точно.

– Докладываю, – отрапортовал я, убирая сумку с подарками. – На бугаёвском фронте без перемен… – выложив всю инфу от Боцмана, я дождался лишь того, что Марина кивнула, принимая ее к сведению.

Настроение у меня почему-то упало. Меня унижала вся эта секретность, если честно. Умом я понимал, что так надо, но все равно, обидно было.

И я отыгрался на своем образе – отодрал дурацкие усики, снял нашлепку и парик. Разоблачил фокус-покус, словно подавая пример открытости. Ф-фу… Голове сразу легче стало, а то ходил как в шапке.

Девушка удивленно следила за моим преображением. Поморгав длинными ресницами, словно тень нагоняя на глаза, «скво» сладко улыбнулась.

– А ты, оказывается, хорошенький!

Я побурел, а уши стали горячими.

– Ладно, – буркнул, негодуя на организм. – Есть будешь?

– А сполоснуться можно?

– Сейчас…

Я помог Марине приподняться, и она осторожно села, опираясь обеими руками в постель.