– Слушаюсь, – дисциплинированно ответил офицер, участливо посматривая на начальника. Досталось тому крупно, хотя и поделом. А ты не подставляйся!
Директор Моссада перешел улицу и сдержал дыхание. Откроют ему калитку или нет? Пихнув ладонью теплую бронзу, Хофи облегченно вздохнул. Пустили!
Пройдя во внутренний дворик, генерал даже поежился от дежавю. Все так же журчал фонтанчик, а Яэль по-прежнему обстригала куст. Правда, цветами он усыпан не был, да и фонтанчик вроде бы ни к чему – ноябрь, зябко. Плюс восемнадцать на градуснике.
Хофи поежился, втягивая плечи под теплой курткой.
– Шалом, господин генерал! – прозвенел голосок Яэли.
С грустинкой был голосок.
– Шалом, барышня, – ворчливо поприветствовал девушку Ицхак. – Досталось тебе?
Яэль тяжко вздохнула:
– Дедушка не ругался, но он так на меня посмотрел…
– Не переживай, это все я виноват.
– Хватит каяться, – послышался голос Алона, пропитанный ехидцей, – проходи в дом.
Взбодрившись, Хофи подмигнул Яэли и зашагал за хозяином. А Рехавам неплохо выглядит, подумал Ицхак. И впрямь помогло ему общение с Михой. Морщины на лице не разгладились, конечно, и седина не перекрасилась в черный, но Алон снова ступает уверенно, держится прямо – снова чувствуется былая выправка.
Рехавам провел гостя в малую приемную, просторную комнату, заставленную плетеной мебелью из ротанга. Старинный французский гобелен украшал стену, а на подоконнике стояла парочка ушебти – ритуальных сосудов, которые клали в усыпальницы знатных египтян неведомо когда.
– Как же это многоуважаемый раввин уживается с предметами языческого культа? – съязвил Хофи.
– Неплохо уживается, – улыбнулся Алон, усаживаясь в плетеное кресло. – Ушебти – это как символ победы единобожия над идолопоклонством. Мы-то живы, а фараоны – где они? Нет их. Что стоишь? Располагайся.
Ицхак с кряхтеньем примостился в кресло напротив.
– Выпьешь?
Хофи мотнул головой.
– Ты не появляешься в управлении, – проговорил он с легким усилием, – и я решил встретиться на твоей территории.
– Так я не уволен? – приподнял бровь Алон.