Следующие недели жизни в Сергиево-Троицком монастыре ознаменовались еще одним серьезным успехом старика. Как-то ночью Ждан, не отлипавший теперь от ящиков с рассадой, растормошил Булыцкого.

– Вставай, пришелец! Вставай! Смотри! – и не сообразивший толком, что происходит, пенсионер вскочил на ноги, готовый к чему угодно: от пожара до преждевременного нашествия Тохтамыша. Уж больно суетлив был Ждан. – Давай, смотри! Да подойди же ты! – парень настойчиво волок старшего к коробам. – А почему все? Да потому, что уход! Тепло потому что да свет от угольев!

– Чего тебе? – проворчал тот, когда его чуть ли не силой ткнули в один из ящиков, в который засаживали семена маринованных помидорок… И тут же обомлел! Из-под земли, сгибаясь под тяжестью серой глины, тонюсенький и оттого такой хрупкий, пробивался первый росток! – Получилось! – расхохотался тот. – Растет же, шельма! Растет! – схватив в охапку парня, он вдруг закрутил его, словно дитя любимого цуцика.

– Пусти! Пусти, кому говорю! – отчаянно брыкался тот, вырываясь из клешней старика. – Да что я тебе, баба, что ль?!

Шум, поднятый жильцами кельи, разбудил жителей обители, и те начали стекаться, проверить, а не случилось ли чего худого. Впрочем, когда им стала ясна причина столь безудержного восторга, вдоволь насмотревшись и нарасспрашивавшись, успокоились и, что-то обсуждая и одобрительно кивая головами, разбрелись по кельям. Хоть и странен был им чужеродец, да многим успел уже полюбиться за норов бойкий, да за характер непоседливый, да за слухи про науки, которым обучает Никола. Уже после этого, заручившись хоть маленькой, но победой, посмел Булыцкий просить Сергия грамоте обучать его, да и желающих.

– Тебе розумею зачем, – кивнул головой Радонежский. – Остальным на что? Слову Божьему через Бога поучаются, а не через книги.

– Потому так и выходит, что книг почти и нет. А книг нет, потому как читать некому, отче. А кто читать научен, да не всегда написанию обучен.

– Ты напраслину не городи! – пригрозил Сергий.

– А в чем напраслина-то моя, отче? – искренне изумился пришелец. – Я уж со всеми знаюсь, да вижу, что грамоте один да другой обучены. А остальные – нет. Они ведь и люди смиренные, и за кротостью души своей зла никому не причинят. Да потому все, как в руках твоих судьбы их, а ты напраслине не обучишь. А вот если бы к другому пастырю попали, худому чему обучились да непотребщины наслушались бы.

– На все воля Божья. Тернист путь к Богу. Не каждому и пройти, – смиренно отвечал Сергий.

– Так я о том же и толкую сейчас, – горячо поддержал его пенсионер, – так ты вишь какое дело, путь этот легче сделать можно. Ты братию обучил, а те в мир пойдут. А в миру и других поучать начнут Закону Божьему со слов твоих же. А закон тот всяко в книгах святых прописан. А ведь до каждого и не достучишься; только тем, кто сам придет.

– А чем тебе слова не угодили мои? – поразился Сергий.

– Да не твои, отче! Твоими устами Бог глаголет. А вот что из того, что тобой говорено, до сердец да душ братии долетает? Какое зерно там прорастает, кто укажет? Так что не уразумел ежели кто чего-нибудь, так у такого три дороги: к тебе за советом, от молитв смиренных отвлекать, самому в молитвах ответа искать или же в книгу заглянуть. Пока душ пара дюжин, так и ты, может, каждому уделить внимание способен, а как поболе? Да и не будешь же ты по вопросу по каждому молитвы читать! – остановил он уже собравшегося что-то возразить Сергия.