— Юрасик, — нормировщица Люська положила локотки на круп Возницкому и с легкой истомой посмотрела в глаза кентавру, — Рождество ведь, а?

Юран в кожаном фартуке поворошил в горне пылающий кокс и придвинул поближе к краю толстую железную болванку, светившуюся уже нестерпимо белым. Отложив кочергу в сторону, он оглянулся на Люську, но только она открыла рот, как хвост Юрана, заплетенный самой же Люськой в африканские косички-дрэды, игриво шлепнул ее по заду.

Нормировщица взвизгнула от неожиданности, Возницкий жизнерадостно расхохотался, схватил влюбленную Люську за талию и посадил себе на спину.

— Дурак, — надула губки Люська.

— Ага! — еще громче засмеялся Юран и стал напяливать на широченные ладони свои рабочие рукавицы. Те уже изрядно промаслились, кое-где были прожжены, но Возницкий никогда не менял рукавиц прежде, чем обожжется. Следы ожогов щедро украшали его руки. — Лючия, не отвлекай.

С этими словами он взял в руки клещи, выхватил из огня заготовку и прыгнул к молоту, возвышавшемуся в трех метрах от горна. Щелкнула кнопка пускателя, молот взвыл, и лоснящийся маслом поршень пришел в движение, показавшееся Люське весьма двусмысленным.

Юран положил заготовку на боек и левым передним копытом нажал на педаль молота.

Пока трехсоткилограммовый цилиндр ритмично лупил по раскаленному металлу, Люська с любовью смотрела, как Юран проворно поворачивает железку под удар то одним, то другим боком, время от времени проверяя размеры поковки штангеном. Левша.

Железяка постепенно оформилась в шестигранник, темно-красный, светящийся изнутри, похожий на таинственный артефакт из фантастических фильмов. Юран несколько раз прогнал его вдоль бойков и положил в песок, рассыпанный на полу, остывать.

Молот смолк, Люська сама спрыгнула с кентавра и пошла вон из кузницы, как будто обиделась. Возницкий догонять не стал — знал, гад, что просто так она не уйдет.

— Вот чего ты такая сволочь, Возницкий? — Люська развернулась и пошла в лобовую атаку. — Я ему намекаю, намекаю…

— А ты не намекай, ты прямо скажи. — Красная бородатая рожа Юрана осклабилась.

— Не могу, я девушка. — На глазах Люськи выступили слезы.

— Ой-ой, какие мы нежные! — Передразнил кузнец. — А я дедушка, мне через три года сороковник стукнет, я тебе в папы гожусь.

— Дурак, — всхлипнула Люська. — Сам только сказал — дедушка, а потом сразу — папа.

Она хотела еще что-то сказать, потом фыркнула и выбежала прочь, едва не сбив с ног конюха Ваську, входившего в кузню с уличного входа.

— Куда? — Васька в сердцах хлопнул себя по ляжкам. — Совсем сдурела! Там же мороз, а она в косынке…

— Кровь играет, — пожал плечами Юран. — Садись.

Васька уселся на колченогий стул возле здоровенного дубового чурбака, заменявшего сменщикам Юрана стол, и вынул из-за пазухи литру.

— С Рождеством.