ПРОЛОГ

Раздался сигнал трубы, протяжный и гулкий. Этот звук резанул меня по ушам, как бритвой. В мозгу толкнулась мысль с каким-то обреченно-паническим оттенком: «Вот, началось!»

Двадцать красных прямоугольных щитов, застывших плотной шеренгой напротив нашего отряда, пришли в движение, двадцать крепких глоток издали громкий воинственный клич, двадцать острых клинков взметнулись кверху, сверкнув на солнце. Гладиаторы-самниты все разом ринулись на нашу шеренгу.

То ли от волнения, то ли от растерянности, но я не издал ни звука в тот миг, когда стоящие со мной в одном строю гладиаторы-фракийцы тоже прокричали устрашающий клич, желая перекричать гладиаторов-самнитов.

Прикрыв лицо и грудь небольшим круглым щитом, я бросился вперед, как и вся наша шеренга, подчиняясь зычной команде Спартака.

Вокруг на каменных, вздымавшихся уступами трибунах гудят, свистят, орут многие тысячи зрителей в разноцветных туниках, тогах и плащах. Жадная до кровавых зрелищ капуанская толпа!

«Эх, мне бы сейчас в руки автомат Калашникова, а лучше ручной пулемет! — со злостью думаю я, окидывая быстрым взглядом гудящий людской муравейник на высоких кольцеобразных рядах амфитеатра. — Я показал бы этим патрициям и плебеям кузькину мать!»

До чего же хреново ощущать себя скотиной, отправленной на бойню!

Боевой строй гладиаторов-самнитов столкнулся на желтом песке круглой арены с шеренгой гладиаторов-фракийцев, двадцать бойцов против двадцати.

«Ну, держись, старик! — мысленно говорю себе, стараясь унять предательскую дрожь в ногах. — Гляди в оба и не зарывайся!»

Бросившийся на меня гладиатор-самнит оказался могуч и проворен. Этот загорелый крепыш сразу начинает теснить меня, раз за разом ударяя своим щитом в мой щит, а его короткий прямой меч, сверкая, как молния, то и дело лязгает острием по краю моего щита. Мне пока хватает сноровки пресекать быстрые выпады самнита. В моей правой руке фракийский меч с изогнутым на конце лезвием, таким мечом можно наносить только рубящие удары. Я пытаюсь рубануть своего ловкого противника по шлему с высоким гребнем и широкими металлическими полями, чем-то схожими с полями ковбойской шляпы. Однако самнит мастерски парирует мои удары клинком и щитом, его глаза внимательно следят за мной из-за металлической сетки с мелкими ячейками, которая закрывает его лицо от лба до подбородка.

«Ну, погоди, ковбой!» — думаю я, резко меняя тактику боя.

Стремительно пятясь назад, я выпадаю из звенящего железом скопища сражающихся гладиаторов. Теперь у меня появляется свобода для маневра. Мой противник не отстает от меня, продолжая наносить колющие удары мечом то по моим ногам, то целя мне в голову. Если мои ноги надежно прикрыты до колен бронзовыми поножами, то лицо у меня не защищено забралом. Стоит мне зазеваться, и острый клинок моего противника мигом рассечет мне челюсть или выколет глаз. С таким ранением я утрачу зоркость и неминуемо буду убит!

Я начинаю кружить вокруг самнита, стараясь зацепить своим мечом его не защищенную поножей правую ногу или выбить меч из его руки. Шлем и щит у меня гораздо легче по весу, поэтому мне удается двигаться быстрее при смене боевых позиций и обманных финтов, нежели моему противнику. Мой «ковбой», понимая, что при такой тактике он теряет почти все свои преимущества передо мной, изо всех сил старается ранить меня в ногу и тем самым лишить подвижности.