— А какие гарантии, что вы меня не обманете?
Он снова говорил, а я слушала. И мои подозрения становились уверенностью. Когда мы наконец расстались, и я поспешила, нет не домой, а в свой служебный кабинет там же на территории "бригады строящихся кораблей" (тут удачно автобус все-таки подошел), и до того как идти связываться по ВЧ с Москвой, набросала схему на бумаге, как учил меня дядя Саша.
"Мистер Доу" не американец. Я хоть и не профессор фонетики из "Пигмалиона", но отучилась в Ленинградском университете на инъязе, не закончила, но у нас были очень хорошие профессора. И я вполне могу по речи отличить американца от англичанина, причем из метрополии, не канадца и не австралийца. Полагаю, что для МИ-6 не составит труда внедрить своего агента в Штаты… хотя надо для начала, срочно установить личность этого "Доу", все ж у нас не так много иностранцев, въехавших в Молотовск легально, а его физиономию я запомнила хорошо.
А значит, никакого "делового предложения" нет. И смысл всей игры лишь в том, чтобы установить мою роль. "Глава местной мафии", крутящая свой бизнес — или охранитель Тайны, от ГБ? Это даст многое — при условии, что им известно, какую информацию мы передали "мистеру Эрлу". Следовательно, все там — деза, и искать надо в совсем другом месте? Вот не могу поверить, чтобы опытнейшая британская разведка так предупреждала какое-то подозрительное лицо (то есть меня), "мы будем завтра искать там, а вы туда не суйтесь"! А вот поставить наживку, чтобы после проследить, "а сунусь ли я", буду проявлять активность, или устранюсь — это реально!
И очень вероятно, что про мое партизанство в Белоруссии они знают — не верю, что пан Троль на меня вышел случайно! А вот про мой инъяз — скорее всего, нет, этим и объясняется их прокол. И что больше всего мне не нравится, он даже не пытался у меня какую-то информацию получить. Меня раскусили — нет, деза ведь тоже интерес представляет, если знать, что это деза и есть, от чего отвести пытаемся. Значит, у них свои подходы к Тайне есть — о которых однако, по их мнению, я должна знать? Зачем тогда угрозы в завершение?
— И вы должны понимать, миссис Лазарева, что деловые люди не склонны прощать тех, по чьей вине понесут убыток. Ничего личного — но это вопрос принципиальный.
Смешно. Что для меня обиды каких-то англичан — вот если бы на меня товарищ Берия обиделся, это было бы страшно! А все прочее — переживу!
Кому нужен безработный авиаконструктор? Даже если он создал один из лучших истребителей этой Великой Войны.
Случилось страшное: Германия была повержена в прах, растоптана, даже не цивилизованным противником, а дикими ордами с Востока! Впрочем, Танк, как высокообразованный человек, понимал, что далеко не во всем нужно верить пропаганде, даже если ею руководит такой гений, как доктор Геббельс. А русские, придя в Рейх, вели себя совсем не так, как этого от них ждали.
Грабежи и бесчинства были редкостью, и с этим решительно боролись русские "фельджандармы". Конечно, были аресты — чинов СС, СД, гестапо, еще каких-то отдельных личностей, показавшихся "неблагонадежными" — но не было ни массовых показательных расстрелов, ни повешенных на фонарях "в устрашение". Очень скоро стало ясно, что "дикие славяне" соблюдают правила: если ты ни в чем не замешан, не был, не состоял, и на тебе нет их крови — то тебя не тронут. Зато русские, едва прошел фронт тут же старались навести порядок — поначалу, хотя бы элементарный, относящийся к жизнеобеспечению, безупречному функционированию коммунальных служб. Заводы, даже прекратившие работу, брались под охрану — до приезда особой комиссии, которая выясняла все относящееся к данному объекту: собственность, сохранность, хозяйственные связи, обеспеченность рабочей силой. Часть оборудования демонтировалась и подготавливалась к вывозу в СССР — но именно часть, будто русские не хватали все попавшее под руку, а искали по уже собранным заявкам от своих фирм, и даже при этом задавались вопросы, необходимо ли изымаемое для производственного процесса, может ли быстро заменено вновь изготовленным? Все это происходило с полного согласия "временного германского правительства", которому русские передавали функции гражданской власти на местах — оставляя за собой последнее, решающее слово; впрочем, пользовались этим правом нечасто.
— Вы Курт Танк, директор и главный конструктор "Фокке-Вульф флюгцойхбау"?
Гестаповцы бы ворвались, сломав дверь. Эти пришли, как вежливые люди — в то утро позвонив в квартиру в Мариенбурге, которую Танк снимал под чужим именем, опасаясь за свою судьбу. Двое "фольксполицаев" — те же шуцманы бывшего Рейха, лишь с новыми черно-желто-красными кокардами вместо свастик и орлов, на тех же мундирах — и русский офицер из комендатуры. Об этой квартире было известно еще и некоторым инженерам с авиазавода — наверное, кто-то поспешил донести.
Хотя странно, что за ним пришли в таком составе. Не далее как позавчера в соседнем квартале арестовывали кого-то — приехали на двух "доджах" и бронетранспортере, два десятка русских солдат оцепили дом, ворвались в одну из квартир, и вывели двоих, со связанными руками, а после выносили какие-то ящики, наверное, оружие и взрывчатка, если там был действительно "вервольф"? Или новые хозяева Германии не считали его, Курта Танка, настолько опасным? Поскольку он не был причастен к глупым попыткам фанатиков продолжать уже проигранную войну — будучи в убеждении, что реально добиться этим можно лишь озлобления победителей, а германскому народу и так приходится несладко.
Да, он состоял в НСДАП с 1932 года. Хотя не был фанатичным нацистом — Гитлер и его партия казались (а впрочем, тогда и реально были) наиболее патриотичной силой, жаждущей поднять Германию с колен, и способной это сделать. Сбросить оковы позорного Версальского мира, запрещавшего Германии иметь военную авиацию (причем военным считался аэроплан, если его грузоподъемность, мощность моторов, дальность полета превышали установленный предел — так что в запрет попали и тяжелые гражданские машины, а дозволены были лишь легкие учебные самолеты). Танк был фанатиком прежде всего авиации — и как следствие, того что открывало ей благоприятный режим. Кто же знал, что через двенадцать лет любой, имеющий в кармане партийный билет, будет считаться преступником — если только трибунал не решит иначе, в каждом случае персонально? А зная, сколько проблем доставили русским его самолеты, Танк не питал иллюзий на этот счет. Может быть и не сгноят с кайлом в руках, в ужасной ледяной Сибири — но работать как Туполев или Поликарпов, на положении заключенного, тоже очень не хотелось. А если Сталин так беспощаден к своим конструкторам, то глупо надеяться на снисхождение к побежденному врагу!
Танк попросил пять минут, собрать вещи. И в последний раз оглядел квартиру, такую удобную, всего в нескольких трамвайных остановках от заводской проходной. Русский офицер усмехнулся и сказал, на вполне приличном немецком:
— Герр Танк, насколько я вижу, здесь у вас ценные записи, схемы и чертежи. Потому я оставлю здесь охрану, до вашего возвращения. А впредь непорядок, все документы должны храниться в секретной части на заводе. Пока же отберите то, что вам понадобится для доклада — сегодня вечером вам предписано быть в Штутгарте у герра Штрелина. Который ждет от вас ответа, как скоро заводы "Фокке-Вульф" могут возобновить работу, и в какой объеме.
Курт Танк был не только конструктором, но и полноправным руководителем фирмы. Что требовало навыков не кабинетного ученого, а скорее, генерала. Потому ему понадобилась буквально одна секунда, чтобы войти в привычную роль.
— Тогда, господа, чтобы дать герру Канцлеру удовлетворительный ответ, я должен провести краткое совещание с моими людьми. Это не займет много времени, особенно если вы поможете мне их собрать, по списку, и предоставить помещение. Зато герр Штрелин получит от меня полную и достоверную картину.
Русские с охотой пошли навстречу. И в обед с заводского аэродрома уже взлетел советский "Дуглас", взявший курс на запад. В самолете были еще с десяток русских, военные и штатские. Один из них сел рядом и спросил, не он ли "известный немецкий авиаконструктор Курт Танк"? Получив утвердительный ответ, сказал:
— Ваш ФВ-190 был удачной машиной, в самом начале своей карьеры. Но уже в боях на Днепре он безнадежно уступал нашим Ла-7. Ваша работа во время войны, это больше чем спорт — тут или ты первый, или проиграл.