— Две «шпалы» у него и слово «Клён» на левой кисти набито, — пояснил я, — По опыту своему могу предположить, что он на малолетке отбывал. На взросляке «Клён» уже редко набивают. Там дешевый понт не в цене, там авторитет по-другому зарабатывают.

— Это ты сейчас про какие шпалы, Корнеев упомянул? — усмехнувшись, встрял в разговор Тютюнник.

— Про те самые, которые сидельцы в елду себе вставляют, чтобы потом на женщин незабываемое впечатление производить, — не оборачиваясь, ответил я.

— Так ты, что, Корнеев, предлагаешь всем отбывавшим срок, штаны спускать и мудя их проверять на наличие инородных предметов?!

— Не всем. Тем, кто по возрасту подходит и кто через малолетку прошел! — теперь я, тем более, не захотел поворачиваться к начальнику угро. — И тем, кто живёт неподалёку от места преступления. В пятом часу утра мало кто вдали от лежбища шарахается. И да, я бы еще служивших в стройбате со счетов не сбрасывал. У них тоже принято «шары» со «шпалами» себе в свистки загонять. И прошедших через малолетку среди них хватает.

— Ты подожди! — прикрикнул Захарченко на своего подчинённого, — Продолжай, Сергей!

— Да я вроде бы всё уже сказал, Виталий Николаевич, — пожал я плечами, — Если принятыми мерами розыска злодей будет выявлен, то гражданка Толкунова вспомнит об изнасиловании и появится сто семнадцатая статья. По вновь открывшимся обстоятельствам. Надо только сейчас озаботиться её закреплением и предупредить потерпевшую, чтобы она постельное бельё прибрала и не стирала его пока. А потом изъять его, когда понадобится. И пальцы злодея надо снять. Думаю, что он их там много по квартире оставил. Пока на балкон залазил, пока с гражданкой Толкуновой тешился, пока трапезничал.

— Ну так бери своего друга Гриненко и эксперта до полного комплекта, и езжай на место! — буркнул Тютюнник раздраженно. — Ты же сегодня сутки дежуришь, так что дерзай!

— Я-то дерзну! — вновь игнорируя районного главсыскаря, продолжал я разговор с Захарченко, — Но было бы лучше, чтобы у Толкуновых на квартире криминалист не торопясь поработал! Чтобы его не дергали. И расположенные рядом дворы надо отработать на предмет засветов злодея. Глядишь, кто-то опознает его по приметам. Да и потерпевшим надо все фотоальбомы ранее судимых и подучетников без спешки показать.

— Виталий Николаевич, не получится у нас с Гриненко такой объем работы провернуть в дежурные сутки! Нас сейчас дёргать на выезды начнут!

— Дело говоришь, Корнеев! — подумав, согласился зам по опер, — Где этот философ со своей дюймовочкой?

— Под дверями у меня стоят. Я им на весь день повестки выписал!

— Слышал, капитан? — повернулся Захарченко к Тютюннику, — Одного опера садишь с терпилами альбомы листать, а двоих, нет, троих! Троих посылаешь ноги бить по близлежащим дворам! И только не надо мне плакаться, что людей у тебя нет! — пресёк будущий майор попытавшегося возразить начальника уголовки.

— Ты иди, Корнеев, дежурь! — насколько смог, доброжелательно улыбнулся мне приближенный зам начальника РОВД.

Выйдя из приёмной, я отправился в дежурную часть. Обычно в это время уже страда. А сегодня только Толкуновы и пока всё. А это противоречило моим замыслам и планам. Мне бы сейчас лучше быть где-то на выезде. И совсем было бы хорошо, если это «где-то» будет в районе улицы Северной. Или хотя бы не слишком от неё далеко.

— Какой ты молодец, Серёжа-джан! — выходя из телетайпной с оторванной от барабана бумажной портянкой, воскликнул дежурный Аскер, — Сам пришел!

Я демонстративно сел на тоже дежурный, как и сам Аскер, топчан. Показывая тем самым, что вот прямо в сию секунду никуда не побегу. Даже, если за ближайшим углом грабят сберкассу. Очень хотелось просто посидеть. Если философ меня потешил, то умник-Тютюнник нервы мне всё же потрепал.

Старлей, как человек восточного склада, понял моё настроение и давить на меня не стал. Он вернулся в закуток телетайпной и принес оттуда два кувшинообразных стеклянных стаканчика. А из сейфа достал кулёк с сушеным инжиром.

— Садись дорогой, чаю выпьем! — он расстелил между нами сложенную вполовину «Комсомольскую правду» и налил ароматного напитка.

— Индийский? — чтобы как-то снивелировать свой афронт, спросил я.