— Женщины, чтоб ты знала, Лидия, они существа более высокого порядка, чем мы, примитивные мужики! — назидательно изрёк я, с восхищенным уважением оглядев зуевскую задницу, предварительно откинув с неё одеяло. — Женщины, они гораздо умнее мужиков! И на ощупь они тоже намного приятнее! — я ласково похлопал руководящую подругу по её рельефному крупу.

В ответ Лидия Андреевна так же неожиданно умолкла и недоверчиво засопела. Но всё же она успокоилась и удовлетворённо возлегла головой мне на грудь. Следующим своим движением, она, по-хозяйски забросив на меня согнутую в колене ногу, придавила моё поникшее человеческое достоинство.

Домой я вернулся уже поздним вечером. На уговоры Зуевой остаться у неё с ночевкой я не поддался, аргументировав свой отказ желанием выспаться перед новой трудовой неделей.

Через порог входной двери я перешагнул, бодро насвистывая бравурный марш советских физкультурников. Однако стоило мне зайти в зал, сидевшая там перед телевизором Лиза нахмурилась и удалилась во вторую комнату. Пожав плечами, я переключил программу и занял своё штатное место на верном диване. Лениво отогнав мысль, что всеобщая женская приязнь, она, как и утопический коммунизм, есть химера призрачная и по сути своей, недостижимая.

Утренняя оперативка прошла спокойно и без каких-либо эксцессов. Даже Тонечка на этот раз обошлась без укоряющее-требовательных взглядов в мою сторону. Не успел я вернуться в свой кабинет, как ко мне заявился Стас. В руках, как патентованный шпион на конспиративной встрече, он держал газету.

— Вот! — достал он бережно вложенные в неё два бланка. — Как ты велел. У секретарши начальника еле выпросил! Долго давать не хотела, пришлось за шоколадкой бегать!

Приглядевшись внимательней, я увидел, что это есть, так называемые фирменные бланки Октябрьского РОВД. Обычные черно-белые типографские бумажки А-4 с угловым расположением реквизитов нашего райотдела. Аскетичная нищета советской бюрократии по сравнению с помпезными фирменными бланками следующего века.

— Или уже не надо? — затаив дыхание, замер Гриненко, испуганно глядя на меня.

— Надо! — успокоил я его, — И надо, как можно быстрее. Давай сюда! Пока Захарченко с Дергачевым еще не узнали, что хер им, а не фанфары с твоей девяносто три прим!

— Как же так? — обеспокоенно всколыхнулся Стас, — Почему это?

— Потому, что в обкоме уже приняли такое решение! — пояснил я товарищу. — И это означает, что нужно как можно быстрее подписать ходатайство у Дергачева. Пока они с Захарченко этого не знают и находятся в радостной эйфории! Понял?

Опер неуверенно кивнул. Скорее всего, на всякий случай кивнул. Было слишком заметно, что ничего он не понял.

Набрав рабочий номер Боровиковой, я принялся дотошно уточнять все данные её почтенного оборонного предприятия и правильные ФИО его первого руководителя. В документах такого рода, одна перепутанная буква в фамилии или имени-отчестве директора, может стать фатальной. Это я слишком хорошо усвоил, когда сам был великим начальником в той, в первой своей жизни. Ошибешься на одну букву и хер, чего получишь!

Сначала я сформулировал стандартное ходатайство на выделение жилья самому достойнейшему сотруднику Октябрьского РОВД. То бишь, оперуполномоченному Гриненко. От имени начальника этого самого РОВД подполковника Дергачева. И только потом я принялся за проект следующего, и по-настоящему судьбоносного документа. Именно от него зависело, каким будет решение по первой бумаге. И переедет ли опер Гриненко из пробздетой общаги в отдельное полноразмерное жильё. В самую настоящую собственную квартиру. Желательно, чтобы из трех комнат полезной площади.

Официального бланка Первого секретаря ГК КПСС у меня, разумеется, при себе не было, да и быть не могло. Поэтому, за неимением графини, мы в данный момент с опером Гриненко имели прачку. Другими словами, в печатную машинку я вставил обычный серый лист бумаги из праздно лежащей на соседнем столе стопки.

Проект сопровождающего письма из горкома партии, которое и придаст неоспоримый вес райотдельской писульке, я сочинял не меньше получаса. Призвав на помощь и свою память, и всё своё мастерство в подобного рода казуистике. Вряд ли обкомовский товарищ Матыцын посвятил кого-либо из нижестоящего горкома в свои паскудные коррупционные игрища. На предмет развала уголовного дела в отношении Белоцерковского энд компани. Поэтому скромничать в изложении героических подвигов старшего лейтенанта Гриненко я посчитал излишним и даже вредным. Не скупясь на яркие эпитеты и сусальную позолоту, я от души расписал подвиги своего друга. Как в раскрытии покушения на убийство, так и в разоблачении преступной группы, совершившей хищение социалистической собственности в особо крупном размере. Не забыв упомянуть и ключевое участие Станислава в обезвреживании банды Воронецкого. Еще совсем недавно наводившей ужас на богатенькую номенклатуру. И не только на территории нашего славного города, но и на бескрайних просторах Союза Советских Социалистических Республик. Придав тем самым подвигам Гриненко всесоюзного масштаба и значимости.

Когда я проверял написанное на слух, квартирный соискатель настолько впечатлился своим героизмом, что со второй половины текста стоял уже вытянувшись во фрунт. Не смея даже дыханием помешать священным словам, которые я старался произносить с соответствующим содержанию выражением.

— Всё правильно написал! — с чувством похвалил меня Стас, — Можно я себе вторую копию заберу? — потянулся он к следующему за синей копиркой мутноватому экземпляру.

— На хера тебе оно? — удивился я, отводя его руку в сторону от печатного агрегата.

— Ну так… — неожиданно смутился друг, — Жене покажу, пусть знает дура, что меня не просто так сутками дома не бывает!