За редким моим исключением, все сделали вид, что не заметили вопиющей бестактности, выданной Злочевской в торжественную благонравную атмосферу. А вот я не стал притворяться глухим и укоризненно покачал головой, глядя в злые нюркины глаза. И даже поцокал языком. И та, к моему глубочайшему удивлению, вдруг неожиданно смутилась, отвернув свой взгляд в сторону стоящего у стены пианино. На него я и поставил злосчастный горшок с прекрасным цветком, обогнув стол, с сидящими за ним гостями.
— Сергей, говоришь, тебя зовут? — не переставая играть желваками и недобро щуриться, подал голос родитель именинницы, — Ну садись тогда, хороший знакомый Сергей, за стол, коли пришел! И, давай-ка, рядом со мной садись, хороший знакомый Сергей! А к жене моей, ты уж будь любезен, всё-таки обращайся по имени-отчеству! Уж ты извини, но я на этом настаиваю! И напоминаю тебе на всякий случай, Ираидой Викторовной мою жену зовут! Ты это, пожалуйста, крепко запомни!
Гости, включая возрастную ветеранскую пару, с напряженным удивлением переводили взгляды с товарища Копылова на меня, а потом на Ираиду, которая Викторовна. Та, надо признать, тоже проявляла к происходящему свой живой женский интерес. Большие и умные глаза её при этом весело искрились. Маман Сигизмундовны мне определённо нравилась. Своим живым умом и наличием чувства юмора. Похоже, что и она ко мне испытывала некоторые материнско-сестринские симпатии. Впрочем, ничего удивительного, нахальный солдатский комплимент сработал, как обычно безупречно. Без промаха и предельно убойно. В этом возрасте тётки воздействию таких психологических экзерсисов особенно подвержены.
— Так точно, Сергей Степанович! — торопливо поворотясь от пианино с украсившей его орхидеей, к праведно вскипевшему папеньке, ответствовал я, — Ошибка досадная вышла! Понял я, что супруга ваша Ираида Викторовна вовсе не сестрицей Наталье приходится. А, наоборот, мамой. А вам, соответственно, женой! Но разве моя в том вина, дражайший, Сергей Степанович? Если ваша супруга так хороша собой и так молодо выглядит?! — я изобразил на лице смущенную виноватость и развёл руки в стороны.
— Ты, Серёженька, ни в чем не виноват! — успокоила меня быстро подошедшая маменька Сигизмундовны, — Ты, Серёженька, умница и большой молодец! Наташа, проводи своего друга в ванную, пусть помоет руки и, давайте, садитесь уже за стол! — Ираида Викторовна с неподдельной нежностью ласково погладила меня по плечу и я с отчетливой определённостью понял, что отныне добрейшая маман завсегда будет на моей стороне. И должен признаться, это обстоятельство меня некоторым образом обнадёживало.
Направляясь за крутыми бёдрами именинницы в сторону ванной, я не удержался и незаметно подмигнул Нюрке, которая в своём гневе была удивительно хороша.
А ведь праздник еще впереди. Равно, как и непростой разговор с номенклатурным папенькой. Н-да…
Глава 22
Не спеша и тщательно помыв руки, я потом еще минуты две упоённо тискал именинницу в просторной белокафельной ванной. Тискал бы и дольше, но услышал чьи-то шаги в коридоре и только потому прекратил свои циничные посягательства на филейные части надзирающего органа.
В ванную нахально заглянула наша общая с Натальей подруга. Её красивое лицо выражало злость и недовольство, которые она даже и не пыталась скрывать.
— Шли бы вы уже за стол! — подозрительно оглядев нас, хмуро порекомендовала Злочевская, — Гости заждались, да и твой отец слишком уж там нервничает! — обратилась она к Наталье.
— Видишь, я руки мою! — огрызнулся я, не сдержавшись и, прежде всего, стремясь отвлечь Нюрку от слегка помятой именинницы, — Сейчас домою и пойдём, ты бы пока ступала себе, куда шла!
— Вижу, как ты моешь! — не хотела униматься отставная подруга моего юного донора, — А ты бы лифчик поправила! — язвительно посоветовала Анька своей подружке, — А то дядя Серёжа увидит это вот безобразие и как бы еще больше не расстроился!
Злочевская бесцеремонно ткнула пальцем в правую чашку натальиного лифчика, которую я в похотливом запале сместил со штатного места на самый верх её декольте. Именинница густо покраснела и, поспешно отвернулась от меня и от своей подруги, суетно закопошившись в своей запазухе.
— Сволочь! — придвинувшись перекошенным лицом и беззвучно, одними губами, прошелестела мне в глаза Анна Романовна, — Гнусный мерзавец! — с горячим чувством добавила она и с гордо поднятой головой удалилась из гигиенического помещения.
Через минуту вышли и мы. До праздничного стола добрались уже без приключений и эксцессов. Как ни старался я затеряться среди гостей, мне этого сделать не удалось. Во-первых, все уже надёжно присиделись к своим местам и тарелкам. А, во-вторых, бдительности партийный товарищ Копылов так и не утратил. Как и обещал, посадил он меня рядом с собой. И даже по правую руку. Посадить по левую, он, видимо, не решился. Потому, как там уже располагалась его симпатичная супружница Ираида. Которую он настоятельно рекомендовал мне величать исключительно по отчеству. Викторовной, то есть. Наталья тоже восседала неподалёку слева, но во главе стола. На самом его торце, как раз за своей добродетельной и своей, не менее грудастой родительницей.
Благодаря немалому количеству гостей, большую часть которых составляла молодёжь, дальнейшее застолье пошло своим веселым чередом. И я вроде бы благополучно избавился от излишнего внимания окружающих. Как мне казалось.
Под тост деда именинницы и под горячее я с удовольствием употребил водочки. Которой щедро, до самых краёв, наполнил мою рюмку товарищ Копылов. Не затягивая знаменательный процесс, он тостовал свою дочурку следующим за ветераном. И я опять усугубил. Без какого-либо ханжества и кокетства, снова выпив налитое до самого дна посуды. Предварительно, проявив уважение, чокнувшись с пожилым соседом по столу. И, как оказалось, с дедом Сигизмундовны по линии ейного отца.
Ветеран смотрел на меня вполне доброжелательно и даже озорно подмигнул мне, когда папенька именинницы громогласно изволили предоставить мне слово. Коварно выбрав самый неподходящий для меня момент. Как раз, несколько секунд назад намахнув сорокоградусной, я увлеченно хрустел венгерским маринованным огурчиком. Радостно перемалывая молодыми бескариесными зубами его твёрдые пупырышки.
Делать было нечего, пришлось вставать, одновременно проталкивая вовнутрь организма толком не пережеванный овощ. И поднимая на уровень груди очередную дозу этилового эквивалента.