– Эдди! – в слезах перебил его Лиано. – Прости меня, дурака, но как я мог знать, что это твоя мать?!
– Глупый вопрос, забуду про него, ведь ты сам лично написал, что она спрашивала про меня. Знаешь, при разговоре с Бенни Уокером я понял одну важную вещь – я искал справедливости, но я всё это время гнался не в ту сторону. Я лишь хотел вернуть свою мать, а на самом деле убедил себя же, что она давно мертва, хах, иронично, не правда ли? Мне было приятно читать про Легенду, знаешь, зря ты скрывал под рубашкой букву «Л», в тот день я не сразу понял, что этим белым парнем был ты, но подумать только, стать героем в тюрьме и стать легендой в психбольнице – это нужно несказанно постараться.
– Сотворитель, я не мог тебе сказать, я… Ты слишком рано всё узнал, – Лиано уже не скрывал слёз. – Да, да и ещё раз да это я был той Легендой, но ты стал героем не меньше, ты стал лучше меня!
– Знаешь, – будто не слушая его речи продолжил Сотворитель, – я не отказываюсь от своей клятвы, ты для меня Брат, да и я для тебя, судя по книге, тоже, поэтому я прошу тебя об одном, последнем одолжении, обещаешь, что справишься?
– Сотворитель…?
– Не слышу ответ.
– Да… Да, конечно, что нужно делать?
– Я стану твоим концом романа, который ты не можешь закончить, мой прыжок станет последним, если бы не один маленький выбор. Прислушайся.
Лиано понял, что говорить что-то против бесполезно, и он стал прислушиваться и услышал, как с обеих сторон Сотворителя призывали прыгнуть. С левой – стоял Валентайно и держал в руках Маркиса, он кричал ему о том, что если тот не спрыгнет к нему, то его дружка, который помог достичь этой цели повяжут и надолго посадят в тюрьму, как и Лиано Честера. С другой же стороны кричали доктора и ярче всех было слышно Чудика, который просил его вернуться. Он кричал о том, что его ожидает Иллая, пусть он и ненавидит её, и доктора любезно просили спрыгнуть к ним, чтобы избавить парня от страданий и мучений в тюрьме.
– Смешно, не правда ли? Но в то же время грустно, в любом случае, мой дорогой Лиано, мои пути официально заканчиваются, куда бы я ни прыгнул, но теперь помоги мне решить, прыжок чести или сердца? С одной стороны, у меня есть шанс найти свою мать, а с другой – спасти человека, который организовал всё это, устроил, защищал тебя, балбеса и спасал нас всех от тюрьмы.
– Нет… Нет! Ты не посмеешь! Брат, я не позволю!
– Спасибо… Мне так было приятно это услышать… Спасибо
В этот момент он крепко обнял Лиано Честера, беспомощно лежащего и страдающего без трости, которая укатилась от него и получил объятия в ответ. Это были самый искренние братские объятия из всех, что когда-либо получал Сотворитель и он улыбнулся самой счастливой улыбкой. Он уже почуял как его свитер начинает намокать от слёз Лиано и поторопился скорее встать.
– Допиши роман, Лиано, поставь финальную точку и стань уже наконец-то великим человеком, а моё время пришло, не скучай, брат!
– Сотворитель, не смей!! – во весь голос закричал парень. – Нет!!
Но теперь уже слова не помогали, ведь парень прыгнул. Лиано остался лежать один на этой холодной, мокрой крыше, не понимая, что ему делать дальше. Он смотрел на уходящее небо и поднял свой дневник над головой.
– Ты Сотворил невероятное, глупыш. Люди навсегда запомнят гордое имя… Сотворитель.
Эпилог
С момента прыжка Эдди Николаевича Сотво прошёл вот уже год, каждый третий в городе рассказывал друзьям или своим родным эту историю. Город продолжал жить своей жизнью, не изменились кражи, взятки и коррупция, разве что где-то внутри поменялось у Бенни Уокера, ведь когда он нашёл Лиано лежащего в слезах на крыше и обнимающего свой дневник, впервые в жизни он никому ничего не выдал, а лишь выкупил полиции арест на него, как и на Маркиса.
В тот день свидетелей не оказалось и все, кто видел последний прыжок парня, либо тихо молчат, либо предпочитают врать для своей же выгоды. Никогда и никто не узнает финал, пошёл ли мальчик, живущий в маленьком гараже, спасать свою маму или он сейчас сидит в тайном аресте, ведь список статей, которые он нарушил, невероятно велик. Через эти же полгода Лиано Честера выписали из больницы, только вот он по сей день никому не говорит, что с ним было, а лишь записывает это в дневничок, но уже другой и гораздо более толстый.