Книги

Сотворение мира в иконографии средневекового Запада. Опыт иконографической генеалогии

22
18
20
22
24
26
28
30

20. Сотворение мира. Библия из ц. Санта-Чечилия-ин-Трастевере (Vat. Barb. lat. 587, f. 5), XI — 1-я четв. XII в.). (Рис. А. А. Тэвдой-Бурмули)

21. Сотворение мира. Библия из Чивидале (Cividale, Museo Archeologico Naz, Cod. Sacr. I/II, f. 1), XII в.

22. Сотворение мира. Библия из Перуджи (Perugia, Bib. com. cod. L. 59, f. 1r, сер. XII в.).

23. Сотворение мира. Фреска базилики Сан-Джованни-а-Порта-Латина (Рим, посл. четв. XII в.)

24. Сотворение мира. Фреска Сантуарио-делла-Мадонна в Чери (Лацио, 1-я пол. XII в.)

25. Сотворение мира. Фреска оратория Фомы Беккета в крипте собора в Ананьи (после 1173 г.)

2. Памятники ближнего круга связаны с контактами римской и византийской традиций в 1070–1080‐х годах в ходе перестройки монастыря в Монтекассино при аббате Дезидерии. Резонанс не дошедшего до нас цикла Творения в монтекассинских фресках затрагивает рельефы так называемого Салернского антепендия: 60 пластин из слоновой кости, содержащих сцены Ветхого и Нового Заветов (1080‐е или 1140‐е гг.? Салерно, Музей диоцеза[323]; илл. 26), и рельефы берлинской пластины из слоновой кости (Берлин, Государственные музеи, собрание скульптуры, Монтекассино, 2-я пол. XI в.; илл. 27); фрески в ц. Сант-Анджело-ин-Формис (посл. четв. XI в.)[324]; сицилийские мозаики Палатинской капеллы в Палермо (1154–1166 гг.; илл. 28) и собора в Монреале (1180–1189 гг.; илл. 29а, 29б). Источником вариативности иконографии Творения в памятниках ближнего круга опосредованно становится весь круг перечисленных нами выше раннехристианских источников. Изначальная связь памятников «римского типа» с традицией Октатевхов установлена уже О. Демусом[325], предположившим в своем исследовании о сицилийских мозаиках, что горнилом, в котором сплавились традиция Октатевхов, ранневизантийская и римская иконография, стали монтекассинские «книги образцов» (этой теме посвящена статья Л. М. Евсеевой[326]). Нас будут интересовать как технические подробности взаимопроникновения как минимум трех ранних традиций, так и — в большей степени — место и роль элементов, заимствованных из каждой из этих традиций в новой комплексной схеме.

26. Первый и Второй дни Творения. Салернский антепендий (1080‐е или 1140‐е гг., Салерно, Городской музей)

27. Сотворение мира и история прародителей. (Берлин, Государственные музеи, собрание скульптуры. Монтекассино, 2-я пол. XI в.)

28. Первый день Творения. Мозаики Палатинской капеллы в Палермо (1154–1166)

29а и 29б. Первый день Творения. Мозаики собора в Монреале (1180–1189)

Мы будем делить каждую композицию Первого дня Творения, на несколько полей с неодинаковой мерой устойчивости и ответственности изображения. На первом месте, естественно, будет «зона Творца», далее — более подвижные и вариативные фланкирующие элементы (персонификации Света и Тьмы, светила, ангелы) и наиболее подверженная изменениям нижняя часть. Ее мы будем называть «пейзажем Творения», и именно она даст большинство разнородных по происхождению примеров — самые разные варианты изображения Духа над Бездной и другие своеобразные, почти абстрактные «пейзажи» Творения, лишенные человеческих фигур и восходящие к дохристианскому пласту в традиции Октатевхов (илл. 30, 31а, 31б).

30. Первый день Творения. Ватиканский Октатевх (Vat. gr. 746, f. 19v), XII в. (Рис. А. А. Тэвдой-Бурмули)

31а. Отделение Света от Тьмы. Ватиканский Октатевх (Vat. gr. 747, f. 15r), XI в. (Рис. А. А. Тэвдой-Бурмули)

31б. Сотворение мира (деталь). Пентатевх Ашбернхема, VI–VII вв., Рим (?) (Paris, Bib. Nat. MS n. a. lat. 2334, f. 1v)

3. Памятники дальнего круга — самый обширный пласт, включающий десятки, а то и сотни памятников. Мы попытаемся разграничить два потока влияний «римского типа» на циклы Творения за Альпами в XI–XII веках. Во-первых, это прямое распространение влияний Рима — экспансия традиции атлантовских Библий сначала на территории Италии, потом и за Альпами. В сферу дальнего влияния «римского типа» попадают десятки немецких, французских, английских памятников, включающих как собственно рукописи полных Библий (в один или несколько томов), так и циклы «листов перед Псалтирью», включающие ветхозаветные сцены. В полных Библиях за этот период намечается и совершается эволюция типа миниатюры от полностраничного фронтисписа к многочастному инициалу[327]. Вторая группа более ранних памятников, лишь опосредованно относящихся к «римскому типу», — результат самостоятельного развития раннеиспанской и раннеанглийской иконографии, преломившей римскую (и иные раннехристианские) традицию в своем собственном, относительно изолированном мире образов. Это в первую очередь упомянутые нами в первой части Генезис Кэдмона и Гексатевх Эльфрика, ставшие отражением влияния традиции Генезиса лорда Коттона через каролингские памятники континента. К этой же группе мы будем причислять две каталонских Библии — упомянутые выше Библии из Сан-Пере-де-Родес и Риполла, традиционно причисляемые к «римскому типу», однако, как мы увидим, обладающие своей, очень значительной спецификой. Этому дальнему кругу будет посвящена третья часть.

«Римский тип». Вопрос о первоисточнике

Итак, обратимся к памятникам собственно «римского типа» и ближнему кругу. Первоисточник представленного в памятниках V века «римского типа» долгое время был и до сих пор является предметом дискуссии. Л. М. Евсеева в своей статье о монтекассинской «книге образцов» приводит мнение Демуса и Китцингера, полагающих, что преемственность традиции, получившей название «римской», связана с обращением к ранневизантийским ветхозаветным циклам как в Риме V–VIII веков[328], так и в Южной Италии середины XI века. Вслед за ними Г. Маттиэ называет в качестве возможного воплощения этого типа заимствования монтекассинские фрески, заказанные в конце 1060‐х годов аббатом Дезидерием[329], — памятник, олицетворяющий собой новые иконографические задачи эпохи движения «антикварианизма», связанной одновременно с обращением (особенно в Риме) к собственным раннехристианским памятникам и привлечением византийских образцов. Этот промежуточный цикл, по мнению автора, связывает римскую «сложносочиненную» иконографию Творения XI–XII веков и более развернутые сицилийские циклы XII века.

Впрочем, согласно упомянутой нами гипотезе Вайцманна[330], и определенные элементы «римского типа» Творения, и миниатюры Октатевхов могут восходить к одному древнейшему, дохристианскому первоисточнику — по всей вероятности, иудейскому, родственному фрескам синагоги в Дура-Европос. Роберт Бергман предполагает, что общий первоисточник был все же христианский — какая-то не дошедшая до нас римская рукопись книги Бытия[331], содержащая значительно более развернутый цикл, чем фрески Сан-Паоло и Сан-Пьетро, и в том числе включавшая все дни Творения. На примере иконографии цикла Творения пластин Салернского антепендия Бергман выдвигает тезис о связи салернского цикла с римскими фресками Сан-Паоло и Сан-Пьетро и — что особенно важно — об изначальной неоднородности римской традиции, тесно переплетенной с линиями Генезиса лорда Коттона и Октатевхов.

Эта мысль подкрепляется исследованием Л. Кошце-Брайтенбрух о ветхозаветных сюжетах во фресках IV века в римских катакомбах на Виа Латина, также демонстрирующих связь с этими тремя традициями[332].