Закончилась вторая пара, и всех студентов, которые летом проходили практику, согнали в актовый зал. Через несколько минут после нашего прихода в помещении появились и члены комиссии во главе с ректором.
Всё, как обычно: вступительное слово, а после – эксгумация трупов (почему, что, да как).
Вот дошла очередь и до меня.
Я представилась, сказала, где проходила практику.
– И чему же Вы научились там? – задал вопрос ректор.
– Чему научилась? – повторила я. – Тому, что, даже среди жестокости, насилия, ненависти и безумия, можно и нужно оставаться человеком! Несмотря на все препятствия, которые мне чинили некоторые сотрудники клиники, мне удалось полностью восстановить социальные и физические функции моего пациента.
– Где же он теперь?
– Живёт в социуме и не проявляет ни агрессии, ни злобы… Поскольку его лечение проходило в теплой и дружеской обстановке.
Меня попросили показать справку. Я отдала им документ, подписанный Филином. На этом собрание для меня закончилось.
«Я уж думала, что будет сложнее» – подумала я, выходя из актового зала после того, как комиссия разрешила нам всем вернуться к занятиям.
14.00.
После третьей пары я отправилась домой. От физкультуры у меня было освобождение из-за недавно перенесенной операции, а сидеть на скамейке и смотреть на судорожные движение моих одногруппников не было ни сил, ни желания.
В небольшой квартирке, рядом с центром города, среди шумных улиц, на полу сидел Герман и рассматривал мои детские и подростковые фотографии.
Я тихо подкралась сзади, встала на колени за его спиной и обняла за плечи.
– У тебя же до четырёх занятия, – посмотрев на часы, напомнил он.
– Я не хожу на физкультуру.
– Какая плохая девочка, – усмехнулся он.
– Что делаешь? – поинтересовалась я, бросив взгляд на разложенные перед ним фотокарточки.
– Смотрю в прошлое, – ответил он.
– И как?