Когда я получил письмо Твое, стихи Твои, Тебя не зная, я сказал себе:
Когда мы встретились, я встретил Тебя иным, не снов моих, полюбил Тебя, но еще не так, как надо. Больше любил стихи, меньше Тебя. По-разному любил: Тебя по-одному, стихи по-другому.
Всегда хотел в жизни Тебя в стихах Твоих любить.
Узнал в Тебе завещанного брата мне.
Будь, будь всегда образом, заплетенным зорей, милый брат мой, из тумана ближе лицо свое покажи мне.
Вижу, лик Твой близко склонился ко мне, а плечи уж тонут в гаснущем блеске вечера.
Милый, милый, так страшно, так горестно в одиночестве: братское чувство ко мне не затеняй, верь:
Вижу свет непомерный: плывет облако, белое облако – когда ни ночь, ни день, а все так угасающе прекрасно: лиловые, розовые пятна вечера сетью зыбкой покрыли облако.
Вижу образ Вечности, застывший на облаке. И Ты образом, заплетенным зорей, милый брат, – Ты склоненный у ног Вечности.
И плывет облако.
И я, доселе застывший в эфирах голубых, с поднятыми к небу очами, я увидел проплывающее облако, узнал Вечность, узнал и Тебя, озаренного Вечностью, взор свой отвел от бездонной синевы, тихо тронулся за облаком, когда облако было уже вдали. С тех пор, если Ты обведешь взором горизонт, Ты увидишь, как я летаю вдоль горизонта, сияя восторгом пред облаком, пред Вечностью, пред склоненным – и восторг мой родит быстрых, белых коней. Я собираю одиноких летунов, и на белых конях мы проносимся вдоль горизонта, по горизонту чертим круги вокруг тихо плывущего облака. И не надо мне больше ничего, кроме облака. Я страж дозорный, стою на горизонте, трубу золотую приложив к устам, извещаю мир:
Чтоб потом вновь сорваться на горизонт и с краю горизонта трубить и блистать зорницами.
Я белый всадник, посланный Кем-то, чтоб исполнить веление, но по дороге встретивший
Буду летать вокруг.
Так будет всегда, до скончания века – в жизни, и после жизни, и еще потом, и потом…
Милый, брат ли Ты мой, брат ли, посланный мне (у меня не было брата), –
Белый – Блоку