6

Качнуло – и он проснулся. Разлепив веки, увидел низкий белый потолок, пакет с жидкостью, присоединенный к капельнице. Она напоминала свернувшуюся прозрачную змею, которая колыхалась в такт движению «скорой».

– Добро пожаловать в сознание! – Женщина-медик посветила в левый глаз.

Резкая боль. Он попытался заслониться рукой, но не смог даже двинуть ею. Посмотрел вниз, и сразу закружилась одурманенная химией голова. Толстые ремни из синего нейлона охватывали руки и тело, плотно прижимая к тележке.

– Это ради вашей безопасности, – как бы мимоходом заметила женщина.

Ясно. Ему ввели успокоительное, чтобы уложить на каталку и задвинуть в машину. Ремни гарантируют, что успокоительное не придется колоть снова.

Он ненавидел быть связанным и беспомощным. В памяти шевелилось что-то очень неприятное, болезненное, словно он когда-то уже был беспомощным и ни за что не хотел стать таким снова. Он сосредоточился на воспоминании, пытаясь выяснить его детали, но они упорно ускользали.

От тряски и запахов медицинской химии, заполнивших салон, стало дурно. Йод, сода, гидрохлорид налоксона, смешанные с потом, дымом и имитирующим кокос гадким синтетическим ароматизатором, вонь которого плывет из кабины водителя. Захотелось снова ощутить землю под ногами, ветер на лице. Освободиться, собраться с мыслями, вспомнить, зачем явился сюда. От этой мысли правое плечо снова вспыхнуло болью. Он коснулся пальцами ограждения. Оно звякнуло.

– Не могли бы вы ослабить ремни? – произнес он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и ровно. – Хотя бы настолько, чтобы я мог двинуть рукой?

Женщина закусила губу, потеребила тонкое ожерелье с надписью золотыми буквами «Глория».

– О’кей. Но поймите: чуть что – я снова вас отключу.

Она погрозила фонариком:

– И не мешайте мне работать.

Он кивнул. Глория выждала немного, чтобы показать, кто здесь хозяин, затем наклонилась и дернула за ремень сбоку. Сжимавшая руки нейлоновая лента ослабла, и он смог поскрести себе плечо.

– Прошу прощения, – сказала Глория, наклоняясь и светя фонариком в глаз. – Это был быстрейший способ утихомирить вас до того, как вы кого-нибудь бы покалечили.

Свет по-прежнему больно резал глаза, но он стерпел.

– Как ваше имя, сэр? – спросила Глория, посветив в другой глаз.

Она приблизилась настолько, что он почувствовал ее дыхание. Захотелось дотронуться, ощутить ее кожу. Не агрессивно, а нежно и бережно.

– Не помню, – ответил он. – Ничего не помню.

– Как насчет Соломона? – ответил за него мужской голос, писклявый, но с резкой металлической ноткой. – Соломон Крид? Звучит знакомо?