Глава 35

Что-то подсказало Нине, что следует молчать, не произносить ни звука, когда тихо открылась дверь в холл. Боль в груди распространялась по всему телу, вгрызаясь в желудок и охватывая правую руку, в которой она держала пистолет. Ей не хотелось думать о том, что могло бы быть, попади пуля чуть ниже.

Дверь закрылась. Послышались шаги, но никто не позвал ее по имени. Нина поняла, что Бобби больше нет в живых. Она не могла увидеть эту часть помещения, не приподнявшись и не повернув головы, — подобное движение наверняка причинило бы ей боль и в конечном счете могло ее выдать. Она попыталась сильнее вжаться в большое мягкое кресло. Шаги приближались, сопровождаясь странным звуком, как будто что-то катилось. Потом на пол что-то поставили, и на мгновение стало тихо.

— Я знаю, что ты здесь, — послышался голос.

У Нины внутри все сжалось, и она едва не выдала себя, сказав, что да, она здесь, как когда-то заставляли ее делать в детстве. Но это было давно, а сейчас она лишь плотно сжала губы и стиснула пистолет в руке, чувствуя, что ей не хватает сил.

— Они бы не оставили здесь Бобби, — сказал тот же голос, — если бы не надо было за кем-то присматривать.

Снова шаги. Он не знал, где она. Но она наверняка была здесь, и он должен был сделать то, что ему велели. Обычно он всегда так поступал. Хотя внешне он выглядел сильным и способным лидером, на самом деле он лишь следовал за другими. Он столь долго чувствовал себя виноватым и пойманным в ловушку, что все остальное утратило для него всякий смысл. И виной всему был отец Хопкинса. Тот лишил его спокойной, размеренной жизни и превратил ее в кошмар. Он ничего не мог с собой поделать, постоянно следуя в фарватере за Доном. Он встречался с ним в его доме, пил его пиво, воспринимал его идеи как свои собственные. В конечном счете он уже не мыслил себе иной жизни и был слишком стар для того, чтобы что-то изменить. Он ненавидел самого себя и знал, кого за это винить.

— Возможно, ты уже мертва, — сказал он, — но я в этом сомневаюсь. Так или иначе, нужно проверить.

Нина попыталась сползти еще ниже, но любое движение причиняло ей боль, к тому же он мог услышать шуршание кожи кресла.

— Бобби мертв, — сказал незнакомец.

Голос его звучал хрипло, но уверенно, не оставляя никаких сомнений.

— А скоро умрут и остальные. Мы могли бы сохранить тебе жизнь, но нужно обрезать все концы, и это — моя работа.

Шаги сменились шаркающими звуками, словно незнакомец осторожно продвигался вперед, по нескольку дюймов зараз. У Нины от страха на глазах выступили слезы — давняя инстинктивная реакция, в которой она даже не отдавала себе отчета.

Она медленно подвинула левую руку, упершись в боковину кресла, и подтянула ноги, миллиметр за миллиметром. Рука ее тряслась, а нервы в предплечье, казалось, пылали огнем.

— Прекрасная ночь для смерти, — тихо произнес голос.

Теперь он слышался несколько ближе.

— Но это не конец. Вовсе нет. Это новое начало. Чистый новый мир, который начнется с большого взрыва.

Он коротко рассмеялся.