— Ой, получилось! Дай попробовать?

— А вот держи венчик, с него вкуснее слизывать.

— И чем это дети заняты — послышалось от дверей — неужели чем-то полезным?

— Ой, мамуля, мы с Юрой тут майонез делаем! Получилось! Вкусно! Правда не вру! — и Лена бросилась к матери, суя ей в рот, венчик с остатками майонеза — Юра сказал, что с венчика вкуснее пробовать.

Мать лизнула, сосредоточенно нахмурилась, лизнула ещё и улыбнулась:

— И, правда, получилось. И даже не Провансаль, а Салатный. Я угадала?

— Правильно. Я специально побольше уксуса положил, и растертые укроп с петрушкой.

Мать подошла к столу, отрезала тонкий ломтик черного хлеба, положила сверху капельку майонеза и отправила в рот.

— Я его так, по-простому люблю, хоть говорят, что это вредно для фигуры.

— Мамуля, мамуля, а Юра на мой день рождения будет готовить шувурму! Правда, Юра?

— Не совсем. Во-первых, шаверму, а во-вторых, готовить будете вы с подружками, а я только руководить.

С улицы послышался звук подъезжающего грузовика. Я вытер руки о полотенце и направился к двери:

— Пойду, батю встречу.

Краем глаза я увидел, как Лена начала что-то объяснять пораженной матери.

У ворот стоял старенький, но ухоженный ЗиС-151, «Мормон», с фотографией Сталина на лобовом стекле. Отчим Юры как раз опускал задний борт. Это был крепкий мужик лет тридцати пяти. Жилистый, сухощавый, небольшого роста. Типаж алтайского чалдона — похож на знаменитого Михаила Тимофеевича Калашникова. Владимир Алексеевич и был родом с Алтая, из славного города Бийска.

«Да — подумал я — а свекор не сильно изменился, впрочем, молодость и ему к лицу».

Молча подошел, помог отчиму опустить борт и запрыгнул в кузов.

— Папа, что подавать?

Лицо Владимира Алексеевича дрогнуло, но он не показал волнения.

— Двигай сюда вон те шпалы — распорядился он.