Нагиль опустил голову, скрывая недобрую усмешку. Кимам из Андона следовало зашивать рты, чтобы никто не болтал лишнего, когда рядом столько чужих ушей.

– Наследный принц жив, – заговорил Нагиль. – И он…

– И он уже провозгласил себя королём, когда тело его отца ещё не остыло! – гневался шурин советника. – И даже выбрал себе имя! Поправ все традиции!

– Традиции, которые соблюдаются его семьей, – напомнил Нагиль.

– А вы помолчите, капитан! – огрызнулся советник Ким. – Вы не только убили половину наших людей, но ещё и пришли к нам с поддельной бумагой и хотите, чтобы мы вам поверили!

Нагиль улыбнулся; блеснул в струящемся с улицы свете один его глаз, полыхнул белым, и советник, охнув, опустился на стул.

– Наследный принц знал, что вы не согласитесь с его словами так легко, – ответил капитан. – Поэтому… – Он достал из рукава завёрнутый в шёлк предмет и медленно поставил его на стол. – Поэтому он отдал мне это, чтобы я убедил вас в серьёзности его слов.

На глазах обомлевших советников Нагиль развернул ткань и явил всем присутствующим в Сенджонджоне гладкий отполированный куб с металлическим навершием. Королевскую печать династии Чосон. Главный символ власти в стране.

Ли Хон велел Нагилю раздобыть приличную бумагу, а Чунсока послал за тушью. До назначенной встречи у реки, куда Рэвон обещал принести госпожу Сон Йонг, оставались считаные часы, и Нагиль настоятельно советовал принцу повременить с письмами, но тот был настойчив и уверял, что свиток ханджи[17] решит их проблемы в будущем. По мнению Нагиля, у них могло не быть будущего, если они не смогут решить дела текущие, которые и так шли из рук вон плохо.

– Не волнуйся, Нагиль, – улыбался Ли Хон самой широкой из арсенала своих улыбок. – Я знаю, что делаю, уж поверь мне.

– Хотелось бы, – отзывался Нагиль и ждал, когда Ли Хон закончит выводить аккуратным каллиграфическим почерком несколько строк.

– Будем честны друг с другом, – говорил Ли Хон под треск масляной лампы, стоящей на столе перед ним, – у тебя будут такие большие проблемы, что вызволять меня руки не дотянутся.

Нагиль поморщился – главным образом оттого, что принц был прав.

– И тебе не помешает заручиться поддержкой Совета, – продолжил Ли Хон. Поднял голову, заметил откровенный ужас в глазах капитана и усмехнулся: – Ну, это в крайнем случае.

– Ты же знаешь, что я терпеть не могу Совет.

– Ага, – легко согласился принц. – И я тоже, друг мой. В конце концов, покушение на убийство не сильно сближает людей, но что поделать. Суровые времена не оставляют нам пространства для манёвров.

Пока Нагиль думал, нахватался ли наследник престола подобных выражений от пуримгарра или госпожи, с которой они вели долгие ночные разговоры, пока жили в деревне призраков, Ли Хон закончил с первым посланием. И тут же принялся за второе.

– Что ты задумал? – не выдержал Нагиль. В политике он был не силён, интриги на дух не переносил, а всё, что касалось Совета, включало и то и другое в полной мере. Ли Хон подарил капитану ещё одну, не предвещающую ничего доброго, улыбку.

В такой момент ему следовало бояться, подумал Нагиль, чувствуя, как сковывает рёбра, а вместе с ними и сердце, подступающая боль. Бояться и делать вид, что ему не страшно. Бояться и гневаться. Бояться и…

– Готово! – воскликнул принц. Нагиль взял в руки обе бумаги и, пока читал, покрывался холодным потом.