– Значит, письмо предназначается вам, сэр, и экипаж тоже!
С недоуменным любопытством я взял у него письмо. Будучи барристером, я то и дело сталкивался со странными ситуациями, включая неожиданные вызовы в неурочное время, но подобного не случалось еще ни разу. Я отступил в холл, притворив дверь, и включил электрический свет. Адрес на конверте был надписан незнакомым женским почерком. Письмо начиналось сразу же, без всяких там «уважаемый сэр» и прочих подобных обращений.
«Вы изъявили готовность помочь мне, если возникнет необходимость. Надеюсь, вы говорили серьезно. Ваша помощь понадобилась раньше, чем я ожидала. Я в ужасной беде и не знаю, куда и к кому обратиться. Боюсь, на моего отца было совершено покушение. Он остался жив, благодарение Богу, но находится в глубоком беспамятстве. Я вызвала врачей и полицию, но здесь не на кого всецело положиться. Приезжайте немедленно, если можете, и простите меня за доставленное неудобство. Вероятно, впоследствии я еще не раз пожалею, что обратилась с этой просьбой к вам, но сейчас не в состоянии мыслить ясно. Приезжайте! Приезжайте немедленно!
Тревога и ликование боролись в моей душе, пока я читал эти строки, но надо всем преобладала мысль, что, оказавшись в беде, она позвала на помощь не кого-нибудь, а меня – меня! Недаром, значит, она приснилась мне сегодня.
– Подождите! Я тотчас же вернусь! – крикнул я груму и бросился наверх.
Чтобы умыться и одеться, мне хватило нескольких минут, и вот мы уже мчались по улицам со всей скоростью, на какую были способны лошади. Было утро рыночного дня, и по Пикадилли с запада на восток тянулся бесконечный поток груженых телег. Однако остальная часть пути была свободна, и мы катили быстро. Я велел груму сесть со мной в карету, дабы по дороге он рассказал, что же произошло. Он неловко уселся рядом, положив шляпу на колени, и заговорил:
– Мисс Трелони, сэр, прислала к нам слугу с распоряжением немедленно запрячь экипаж, а малость погодя пришла сама, дала мне письмо и наказала Моргану – вознице, сэр, – гнать во весь опор. Она велела мне не мешкать ни секунды и стучать, покуда не откроют.
– Да знаю я, знаю: вы уже говорили! – но почему она послала за мной, вот что меня интересует. Что там стряслось?
– Сам толком не знаю, сэр. Слыхал лишь, что хозяина нашли без чувств в спальне, с пробитой головой, на окровавленной постели. Привести его в сознание покамест не удалось. А нашла хозяина сама мисс Трелони.
– Но с чего вдруг она наведалась к нему в такой час? Ведь дело, надо полагать, произошло поздней ночью?
– Это мне неведомо, сэр. Подробностей я не слышал.
Так как больше ничего грум рассказать не мог, я на минуту остановил карету, чтобы он вышел и влез на ко́злы, а потом, оставшись в одиночестве, принялся размышлять о происшедшем. Конечно, мне стоило бы расспросить слугу гораздо обстоятельнее, и некоторое время после его ухода я сетовал на себя за то, что не воспользовался такой возможностью. Однако, поразмыслив немного, я даже порадовался, что искушение миновало: все-таки приличнее будет узнать обо всем от самой мисс Трелони, а не от ее слуг.
Мы резво катили через Найтсбридж: колеса и рессоры нашего хорошо снаряженного экипажа мерно поскрипывали в утренней тиши, – потом свернули на Кенсингтон-Пэлас-роуд и вскоре остановились у большого особняка по левой стороне, который, насколько я мог судить, находился ближе к ноттингхиллскому концу улицы, нежели к кенсингтонскому. Здание выделялось не только своими размерами, но и величественной архитектурой. Даже в сером сумраке утра, зрительно уменьшавшем все предметы, оно выглядело огромным.
Мисс Трелони встретила меня в холле. Чуждая застенчивой робости, девушка и сейчас держалась с благородной властностью, тем более удивительной, если учесть, что она была чрезвычайно взволнована и смертельно бледна. В большом холле находилось с десяток слуг: мужчины стояли вместе у входа, женщины боязливо жались друг к другу в дальних углах и дверных проемах. С мисс Трелони разговаривал старший офицер полиции; рядом стояли двое мужчин в форме и один в штатском. При виде меня девушка просветлела лицом и со вздохом облегчения порывисто протянула мне руку.
– Я знала, что вы приедете! – просто сказала она вместо приветствия.
Рукопожатие порой говорит о многом, даже если человек не подразумевает при этом ничего особенного. Рука мисс Трелони словно бы утонула в моей – изящная мягкая рука с длинными тонкими пальцами, редкой красоты рука, и не сказать чтобы очень миниатюрная. Я истолковал это как бессознательное свидетельство полного подчинения моей воле – не сразу, правда, а чуть позже, когда совладал с охватившим меня восторженным трепетом.
Мисс Трелони повернулась к офицеру и произнесла:
– Это мистер Малкольм Росс.
– Я знаю мистера Малкольма Росса, мисс, – козырнув, ответил полисмен. – Возможно, он помнит, что я имел честь работать с ним над делом брикстонских фальшивомонетчиков.
Я не признал мужчину с первого взгляда, ибо все мое внимание было поглощено мисс Трелони.